Императрица не отводила от собеседницы взгляда, в котором можно было различить и тревогу, и гнев.
— Вы одна сможете раздуть огонь, который едва тлеет в сердцах, и убедить все полки, всех людей, что именно вы, и только вы, призваны избавить их от неизбежного позора.
— И вы, надо полагать, знаете, что именно я должна говорить, — произнесла императрица тоном, в котором явно прочитывалась ирония.
— Да, ваше величество. Россия в опасности. Она может оказаться отданной на растерзание чужестранному королю. В этой стране всем известна ваша привязанность к друзьям, к русским традициям и религии. Вы должны умолять славную и героическую гвардию поспешить на помощь трону.
— И что будет тогда?
— Вы заставите своего супруга остановиться, но никто не будет об этом знать. Вы потребуете от него отречения от престола, а когда трон окажется в ваших руках, вы отправите Петра в изгнание.
Принцесса Анхальт-Цербстская издала стон отчаяния.
Императрица задумалась.
— Все это прекрасно, — наконец вновь заговорила она, — но царь сейчас проживает в Ораниенбауме вместе со всем своим двором и солдатами. А я здесь. Между нами расстояние в два часа верхом, причем галопом. Как и когда смогу я узнать о том, что он все-таки принял это злосчастное решение, о котором вы говорите?
— Я позабочусь об этом, ваше величество. Вы будете извещены так быстро, как только может скакать лошадь.
— А что после?
— А затем вас отвезут, чтобы вы смогли обратиться с речью к гвардейцам.
Наступило недолгое молчание.
— Почему вы ненавидите моего супруга? — спросила императрица.
— Причина стара, как мир, ваше величество: потому что он достоин презрения. Мне довелось увидеть Фридриха…
— Вы его видели? — встрепенулась императрица.
— Мы встречались с ним в Сан-Суси. Это голодный волк. С ним может вступить в союз только другой волк.
Императрица выпрямилась. В ее присутствии оскорбляли царя, ее супруга, и, каковы бы ни были уступки протоколу, слушать это она не могла.
— Почему вы уверены, что развод неминуем? — спросила Екатерина.
— Канцлер Воронцов очень уж торопится. Он заинтересован ковать железо, пока горячо. И, зная, что за человек его будущий зять, герцог Гольштейн-Готторпский, он не сомневается, что вскоре станет гораздо большим, чем просто тестем царя: он станет хозяином этой страны.
— Как вы сами обо всем этом узнали?
— Через тех, кому более не дозволено наносить вам визиты, ваше величество.
Послышались торопливые шаги. Беседа была завершена. Лже-Безбородко снова принялась ломаться и жеманиться.
— Боже мой, как здесь прекрасно, я велю поставить мне кровать прямо в этой беседке, увитой жасмином!