Кровь забурлила в нем от предчувствия успеха. Здесь было опасно, но это и есть настоящая жизнь. Он смеялся прямо в лицо смерти.
Шмария и думать забыл про свою деревянную ногу. Прильнув к мощной груди утеса, он чувствовал необычайный прилив сил. Он пришел сюда побеждать и выйдет отсюда победителем. Он, Шмария Боралеви, был один на один с силами природы, и его увечье уже было не в счет. Сейчас он полностью владел своим телом, чувствуя, как адреналин растекается по жилам.
Срывающиеся вниз камешки, казалось, пели при падении. Неожиданно выступ, за который он ухватился правой рукой, откололся от скалы. Издав едва слышный возглас удивления, он на мгновение – показавшееся ему вечностью – повис на левой руке, а затем сорвался вниз навстречу сильному потоку воздуха, вниз – в никуда.
«Аллах акбар…» Велик Господь…
Напевный голос муэдзина плыл над небольшим оазисом, в котором расположилась арабская деревня Аль-Найяф. Те жители деревни, которых молитва застала вне дома, упали на колени и обратили взор к огромному красному солнцу, садившемуся за горизонт где-то там, далеко, где была Мекка. Внутри домов правоверные уже успели развернуть свои драгоценные молитвенные коврики и били низкие поклоны, вторя молитве.
«…A shhadu allaa ilaha ilia llah…»
Мощным напевом молитва поднималась над крошечными каменными домиками, над полями, загонами для верблюдов, устроенными бедуинами, расставившими свои шатры из козьей шерсти вблизи оазиса, и над «Корией» – огромным старинным водяным колесом, забирающим своими пригоршнями драгоценную влагу из пруда и подающим ее в ирригационные арыки, служащие для полива близлежащих полей. Только скрип деревянного колеса да беспокойные движения домашних животных нарушали благоговейную атмосферу, царившую над оазисом во время вечерней молитвы.
Как только последний мелодичный отголосок молитвы растаял в сумерках, Наймуддин Аль-Амир поднялся на ноги, стряхнул песок со своего балахона и поспешил домой.
В свои сорок три года он был высоким, импозантным мужчиной, с пышной черной бородой, густыми усами и крючковатым ястребиным носом. Он обозрел оазис и окружающие его поля взглядом одобрения и удовлетворения, каким, наверное, смотрели на них в свое время библейские пророки. Взгляд у него был острый и умный; длинный черный балахон «бишт», облачавший его фигуру, был таким же, какие носили большинство его односельчан; однако отличительной чертой его облика была опрятность – голова обернута куском ткани с узором темно-бордового и черного цветов, а из-под него на плечи спускался отделанный бахромой серо-черный платок. Только самый важный человек в этом маленьком поселении мог позволить себе носить такие дорогие ткани.