— На улице пожар? — спросил он.
— Нет, просто туман.
— Ты счастлива?
— Нет, просто туман.
— Пахнет дымом.
— Это листья жгут.
— Ждут? — не расслышал он. — Чего ждут?
— Огня.
— Все его ждут.
— Нет, все его боятся.
— И ты?
— Мне все равно.
— Ты дрянь, — снова завелся он.
— Прекрати. Скоро рассвет.
— Нет, это кончается осень.
— Будут еще.
— Нет.
Они замолчали.
Солнце еще не взошло, но на улице стало совсем светло.
Была такая тишина, что казалось — метла первого дворника зазвенит, как виолончель. В воздухе пахло дымом и сырой землей.
Старик сидел в кресле. Казалось, он спал с открытыми глазами. Соседи считали его немного чокнутым — по ночам он любил разговаривать сам с собой.
Он был очень стар.
Он был очень одинок.
Он был…»
— Браво! — закричал Ренат, яростно хлопая в ладоши. — Бис!!!
А потом заметив, что никто не шелохнулся в креслах, опустил руки.
— Я думал, мы просто дурачимся, — оправдываясь, пояснил он свои действия.
* * *
— Дима — талант, — сказал Семен, стараясь не смотреть никому в глаза. — Он скоро книжку издаст, и его признают. Верно, Дим? Твои рассказы даже переводили на иностранные языки…
— В Болгарии меня переводили, — хмуро пояснил Дима. — И в Японии. Только когда все иероглифами написано, становится не по себе.
— Дим, а, Дим, — подала голос Джессика. — Эта женщина, наверное, дура.
— Какая женщина?
— Про которую ты пишешь.
— Это — литературный образ, — отрезал Дима.
— Так я и поверила, — почему-то сварливым голосом произнесла она. — Просто ты не можешь ей простить…
— Тс-с, — прошипел Семен. — От него жена ушла полгода назад…
— И правильно, что ушла, — громко сообщила Джессика. — Он, небось, все свои рассказы писал… Нет, я что хочу сказать: не знаю, может, какой-нибудь Толстой и лучше пишет…
— Толстой уже умер, — напомнил Ренат. — И один, и другой.
— Я что, дура по-твоему, сама не знаю? Вон афиша висит:
«Л. Толстой. «Живой труп». И год указан — прошедший.
— Ладно, спектакль окончен, — Ренат попытался выбраться из кресла, которое явно не подходило ему по размеру.
— Вот уж нет! — заупрямилась Джессика. — Никто не просил вашего приятеля лезть на сцену. Но раз он там, пусть «откатит» — за что его жена бросила?
— Дочка, — запричитал Семен, — тебе-то какая разница?
— Он, наверное, думает, что сам — по понятиям живет, а я — блядь. А жена-то, жена его все-таки бросила, — напомнила она мстительно.
— Она ушла к другому, — пояснил Дима и сел по-турецки прямо на пыльный пол сцены.
— У другого, что, — Джессика вела себя непонятно агрессивно, — денег больше было?
— Она ушла от меня к Трупину, — безразлично сообщил Дима.