Публикация произвела на Сашу ошеломляющее впечатление. Его глаза наполнились таинственной и безнадежной тревогой, губы совершенно побледнели, тонкие ноздри чуть заметно подрагивали, он расстегнул ворот, и глядя в отсутствующее за столешницей пространство прошептал:
– Его ничто больше не остановит, его никогда не поймают, – он перевел полный ужаса взгляд на свой стакан с водой, потом на графин и на Корнева, и продолжал уже громче, с истерическим нотками, – От это нет никаких средств! Он нас всех, ВСЕХ перетравит. Перетравит как крыс – мышьяком! Как товарища Фрунзе! Как дедушку! Как покойного папу! Мы все умрем в этом пыльном, захолустном городе…
Не став дослушивать скорбного перечня жертв коварного отравителя, Корнев решительно взял начатый стакан Баева и демонстративно допил воду.
Прошкин и Баев одновременно тихо ойкнули, ожидая, что начальник тотчас упадет замертво…Но вместо падения Корнев встал со стула, и прохаживаясь по кабинету, начал строго отчитывать уже готового разрыдаться Сашу:
– Товарищ Баев! В моем кабинете еще никого не отравили. И в здании Управления тоже! – в этом месте суеверный Прошкин скрытно поплевал через левое плечо и постучал трижды по внутренней деревянной поверхности стола, – Что касается Фон Штерна, которого вы называете дедушкой, то он утонул. А ваш ОТЧИМ скончался от естественных причин – точнее, от рассеянного склероза.
– Как вам это может быть известно? – Саша уже извлек из рукава носовой платок.
– Из заключения о смерти разумеется. Я доверяю только официальным источникам информации! – похоже, Баев был так потрясен, что даже на некоторое время решил воздержаться от слез, и тихо спросил:
– Вы видели заключение?
– Собственными глазами, – подтвердил Корнев.
– И там, в качестве причины смерти фигурировал рассеянный склероз? – Корнев солидно и веско кивнул, Саша безнадежно выдохнул, и совсем тихо продолжал – А дату не запомнили случайно?
Корнев снова хлопнул ладонью по зеленому сукну и жестко одернул Баева:
– Александр Дмитриевич! Если вы считаете что этот стол похож на справочный – то можете выйти и прочитать табличку на двери кабинета!
Баев нервно подрагивающими руками извлек глянцево поблескивающий позолотой портсигар, выудил из него заграничную сигаретку, пододвинул массивную пепельницу и формально уточнил:
– Не возражаете, если я закурю?
– Возражаем, – рявкнул Корнев, – это нанесет не поправимый вред нашему с Прошкиным здоровью. Потому что у меня лично – гипертония, а у Прошкина – хронический отит.
Прошкин хихикнул. Ну Корнев – одно слово – батя. Все про каждого сотрудника знает. Даже про это дурацкий отит. Вообще-то, о том, что у него хронический отит Прошкин и сам узнал недавно, когда затеял прыгнуть с парашютом, но ответственный фельдшер авиаклуба, проводивший осмотр перед полетом, заглянул при помощи блестящей трубочки Прошкину в ухо, увидал там этот самый отит и прыжки ему строго-настрого запретил…