– Зачем же мне приглядываться, мэтр? Это моя специальность. На том стою…
– Ну и что же? Липман осклабился.
– Что же? Читают исключительно одни наши зарубежные, "прогрессивные" газеты, издающиеся нами, евреями.
– Этим все сказано. И тогда мы с вами, Липман, можем спать спокойно. Эти люди самостоятельно мыслить не могут. Нет. Они и на свое-то несчастие, на разгром и на потерю Родины смотрят через те очки, которые ежедневно втирает им наша зарубежная пресса. Кто же ещё остается из наших обличителей? Не корифеи же от литературы?
Липман прыснул от смеха.
– Ну, вот этого еще не доставало! Никогда никто из них и пикнуть не посмеет…
– Я тоже так думаю. Еще бы! Да разве они, эти самовлюбленные заячьи души, решатся на обличение своих благодетелей и хозяев? Они кругом обязаны нам. В России мы дали им славу, платили им жирные гонорары, носили их на наших руках, нянчились с ними, как с избалованными, капризными детьми, купали их во всяческом благополучии. А здесь? Мы великодушны и благородны, – с насмешкой презрения продолжал Дикис. – Мы своих верных, заслуженных рабов не забываем и в тяжелые для них времена спешим им на помощь. Без нас в беженстве они все с голоду подохли бы. А мы их всех попристроили, правда, не на жирные российские гонорары, а на "чечевичную похлебку". Но по сравнению с рядовой беженской массой они живут крезами, получают себе хорошие денежки в виде единовременных и регулярных пособий от различных славянских демократических правительств и разных обществ. Кто все это для них устроил? Мы, благодаря нашему неограниченному влиянию и связям во всем демократическом мире. И мы же изо всех сил рекламируем их произведения в нашей всесветной печати. И это дает им и деньги, и славу. Небось, неугодные нам писатели такими прерогативами не пользуются, будь они по дарованию хоть Шекспиры и Гомеры. Это ли еще не забота о наших корифеях с нашей стороны?!
Взглянув друг на друга, как могут переглядываться два понимающие один другого мошенники, оба одновременно расхохотались.
– Теперь попробуй кто-нибудь из них возвысить против нас свой голос. О большевиках пиши, что хочешь, клейми их, сколько твоей душе угодно. Мы позволяем. Но нас не тронь. Наши действия не подлежат суду гоевской толпы. Знаете, о нас "не сметь свое суждение иметь". Мы уже добились таких привилегий среди всего человечества и ими не поступимся. А хочешь обличать, тогда простись и со славой, и с почетным именем, и с "похлебкой", за которую продал нам свое отечество, выбрасывайся со всеми твоими бебехами на мостовую, а если не угомонишься, то почитай дни жизни твоей значительно сокращенными. Тут не до шуток… Затрагиваются интересы планетарного масштаба и угроза великому делу через непослушание продавшегося раба должна караться жестоко и беспощадно.