Левая протока, куда направили шитик, стала постепенно расширяться; она быстра и глубока.
— Какой хитрый! — сказал Ибрагим, бросив весла: шитик самоплавом подавался вниз.
— Кто хитрый?
— Кто? Вода!.. Маленький вода, гляди, какой большущий стал; большой вода совсэм вчера дурак. Поди узнай…
— Гы, черт… Слышь, опять шумит! Впереди раздался глухой рокот.
— Водопад в горах или порог! — тревожно прислушивался Прохор к нараставшему шуму.
Бессильное солнце садилось в тучу, сентябрьская зима все еще белела, куда ни взглянь. Где-то близко октавой промычал сохатый — лось.
— Гуси, Прошка, гуси!
Ибрагим схватил ружье и замер. С бодрым гоготаньем низко тянул вдоль реки табун гусей.
— Эх, срэзать бы, — шепнул Ибрагим, захлебываясь древней страстью, — кунак, голубчик!.. Сюда, сюда!
Ловкий вызрел срезал гуся. Встревоженный табун сделал шумный круг над павшим в воду товарищем и с печальным гогоюм помчался дальше к югу.
— Он раненый! Догоняй! — кричал Прохор.
— Греби, греби!..
— Стреляй! Дай ружье!.. Дай сюда!
— Греби, греби!
Подбитый гусь уносился теченьем вниз, шитик настигал его, трещали весла, уключины скорготали, взвизгивали.
— К берегу, Прошка, к берегу! — вдруг неистово завопил черкес. — Порог!.. Алла! Алла!
Увлекшиеся путники, не слыша и не видя ничего кругом, неожиданно очутились среди бушующих валов, в преддверии грозного порога, — К берегу!
— Пропали… Ой!
— Наляг, наляг!
С треском хрустнуло весло и — к черту.
— Пропали!
— Новое, где новое?!
Прохор вскочил и, схватив багор, сильными толчками в камни опруживал нос к берегу. В корме, стиснув зубы и весь побелев от напряженья, пыхтел черкес. Волны хлестали в борт лодки — вот-вот опрокинут. Впереди, как сто зверей, люто ревел порог.
— Еще-еще-еще! Наддай!
Второе весло — хрясь! и — к черту. Но бой кончился: перед самым порогом шитик вошел в тихую заводь и, весь пропитанный духом борьбы, передавшейся ему от живых существ, победоносно пробивался к берегу.
— Фу-у-у! — протянул взмокший, дрожащий Прохор. А Ибрагим только посвистал и крепко сплеча выругал и уплывшего гуся и порог.
В них обоих еще горел момент борьбы, момент прилива сил, глаза полыхали, быстрым бегом била во всем теле кровь. Но когда все внутри их стало затихать, Ибрагим и Прохор с трепетом подумали о только что минувшей схватке с Угрюм-рекой и ужаснулись.
— Прошка, а если бы перевернуло нас?.. Что бы? А?
— Выплыли бы.
— Это худо. Надо утонуть. Что жрать стали бы? Где сухари, где все? Ой-ой, Прошка.
— Да-а-а, — протянул в тупом раздумье Прохор и после короткого роздыха сказал:
— Обедать надо… Два дня не ели как следует.