На площадке первого этажа валялась остроносая тапочка Гудрата. Он потерял его, как Золушка туфельку. Ну, да ничего, еще одна тапка у Махмудбекова осталась, будет, чем срам прикрыть.
Я уже выходил под дождь, когда эхо донесло с верхних этажей громкий хлопок и неясный гомон человеческих голосов. Знать, и Ларин с компанией выбрались-таки из квартиры. Я-то думал, они образумятся, поймут, что остались одни, и потушат огонь. Ни фига! Ребята предпочли затхлый воздух и подслеповатое освещение лестничной клетки дымку, огоньку и темноте жилища папаши Гудрата. Что ж, тем лучше. Надеюсь, кто-нибудь из чутких соседей додумается вызвать пожарных, и обильная пена из огнетушителей окончательно испоганит уютное гнездышко рыночного генералиссимуса.
– Пожар!!! – крикнул я еще раз на всякий случай, пока пружина дверей парадной закрывала за мной обшарпанную дверь.
Дождь усилился, жирные капли барабанили по асфальту, пузырились, будто кипели, лужи. Казалось, что черные бархатные тучи цепляются за верхушки домов, пахло свежестью и зеленью. Я сменил походку, от изящества дикой кошки не осталось и следа, я шел, подняв воротник куртки, втянув голову в плечи, слегка горбясь. Я шагал вразвалочку, спрятав руки в карманах. Бандану я снял. Приметная шишка на лбу уже не приметна. Крестьянина Семеныча все, кому надо, забудут, словно его вообще не существовало в природе. Рэкетира Супера будут помнить долго. И полгода, как минимум, фоторобот Супера будет скалиться с листовок «Их разыскивает милиция». Потом забудут и Супера, сегодняшнюю ночь, этот холодный дождь и эти бархатные тучи. Лет через двадцать, когда моя чужая здешнему миру душа средневекового воина покинет одряхлевшее тело, вряд ли кто-либо вспомнит хотя бы одну из моих ипостасей. Даже знаменитое горьковское «а был ли мальчик» не о ком будет сказать.
Завернутый в бандану «макаров» оттопыривал мой карман, рукоятка цепляла пояс штанов и мешала идти. Я не обращал внимания на мелкие неудобства, часто перебирал ногами и думал о забвении. Забегая вперед, скажу – я заблуждался относительно собственной ненужности и безвестности. Я недооценивал современный мир, которому, как оказалось позднее, много позднее, позарез необходим пережиток прошлого со стальными кулаками. Хотя, насчет «позарез» я несколько преувеличиваю, однако «несколько», не намного. Впрочем, обо всем по порядку...
На чем я остановился? Ага! Я остановился на перекрестке. Повертел головой, подумал и свернул вправо. Пять минут ковылял по незнакомому пустынному переулку, пока не вышел наконец к рынку. Вышел к прямоугольнику рынка с незнакомой, тыльной стороны.