Бородач задул огонь в лампе, повернулся к Игнату и хлестко, больно врезал ему кулаком по носу. Носовой хрящик уцелел, но кровь полилась из ноздрей в два ручья. И в глазах защипало. Невольные слезы – вторичный эффект от удара по носу. Пришлось, черт, всплакнуть на радость палачам. Или на беду?
– Эй, Митрич! – засуетился один из гвардейцев. – Велено «шкурку» ему не портить, брось драться!
– Коли велено, исполним. – Митрич нехотя разжал кулак. – Ну-кася, ложьте его. Евоное хлебало заткну, чтоб хулу не возводил.
– Вы чего, мужики?! – дернулся Игнат, испугавшись не на шутку. – Я ж задохнусь с кляпом во рту! В носу-то кровь, нос-то еле дышит! Не слушайте Митрича, выносите меня, куда велено, вам же попадет, если я задохнусь...
Но мужики Митрича послушались. Игната уложили на спину, Митрич нагнулся, нащупал торчавший из-под веревок ворот рубахи пленника, рванул, отодрал клок ткани, скатал в комок, сунул в рот Игнату.
Сергач стиснул зубы, крутанул головой, замычал, засопел кровоточащим носом.
– Ладноть, – сжалился Митрич, – не буду тя затыкать, коль пообещаешься хайло боле не разевать, охальник.
– Обеща... – Игнат приоткрыл рот – и сволочь Митрич просунул-таки скомканный обрывок рубашки меж зубов.
Дышать забитыми кровью ноздрями было, действительно, очень и очень нелегко. Да еще тряпка во рту раздражала нёбо, что вызывало рвотные спазмы. Митрич с интересом наблюдал, как Игнат силится выплюнуть кляп, вытолкнуть тряпку языком. Когда же Сергачу это наконец удалось, когда он порывисто вздохнул полной грудью, Митрич довольно кивнул и констатировал со знанием дела:
– От теперича хайло боле разевать не станешь. Теперича замолкнешь, милок.
Носильщики подняли жадно глотающего воздух Сергача, вынесли во двор, где несколько часов назад состоялось, а вернее – не состоялось побоище. И не пару-тройку часов назад, как оказалось, а гораздо раньше! Вон, слева, красный шар солнца касается верхушек деревьев. В изоляции, в кромешной тьме подвала Сергач, оказывается, утратил чувство времени. Думал, на дворе до сих пор день в самом разгаре, и ошибся. Вечереет. Стремительно, неотвратимо.
«Сколько же я валялся под полом? – попытался сообразить Игнат и не смог – казалось, никак не больше трех часов. А реально? Пять часов? Шесть?.. Спросить, который час, у мужиков?.. Нет уж! Вопрос, конечно, совершенно невинный, однако рисковать свободой дыхания не стоит...»
«Нива» стояла во дворе перед распахнутыми настежь воротами. Игната забросили, слегка ушибив макушкой, на заднее сиденье. Митрич сел к рулю, другой мужик уселся с ним рядом, еще один, взяв у Митрича лампу, повернул к дому, последний из четверки подошел к воротам. Машина тронулась, Сергача перевернуло с бока на спину. «Нива» выехала со двора, Игнат услышал скрежет закрывающихся ворот.