Уже перед самым уходом Гуров связался с управлением ГИБДД и попросил, чтобы ему подготовили сводку по всем угонам, авариям, ДТП и прочему, в которых бы фигурировала вишневая «девятка». Если вдруг выяснится, что машину недавно угнали и она в розыске, появится еще один хрестоматийный признак заказного убийства.
Андрей Алаторцев медленно и осторожно подкрутил винт вертикальной настройки мощной цейссовской бинокулярной лупы и, внимательно глядя в объективы, добиваясь наибольшей резкости изображения, левой рукой немного изменил угол светового пучка, падающего на рассматриваемый образец. При многократном увеличении кусок растительной ткани, лежащий на черной, бархатистой, не отражающей света поверхности, выглядел очень красиво. По форме кусок этот напоминал небрежно слепленный снежок, но переливался и слегка мерцал оттенками теплого желтого цвета. Целая снежная гора, пещеры и гроты которой отдавали насыщенной голубизной, а верхнюю часть пересекали нежно-зеленые нити, в немногих местах сплетавшиеся небольшими клубками. А справа, как на настоящем заснеженном склоне, проступали сквозь желтизну темно-бурые спины «валунов». Алаторцев вздохнул и снова чуть передвинул осветитель, в который раз резко изменив вид объекта. Ему хотелось изо всех сил треснуть кулаком по накрывавшему лабораторный стол листу гладкого пластика. Ничего не получалось. Время было дорого, как никогда, а препарат за препаратом давал сходную картину: участки некроза, те самые «валуны» и, что еще хуже, зоны вторичной дифференциации. Он разочарованно покачал головой, отключил подсветку и, ловко подцепив кусочек ткани пинцетом, выбросил его в стоящий под столом пластмассовый контейнер с опускающейся крышкой. В контейнере уже лежало около полусотни похожих образцов.
Затем Андрей вышел из посевного бокса, аккуратно, как и все, что он делал, закрыв за собой тяжелую дверь; раздался тихий шлепок дверного уплотнителя. Крохотная кабинка предбоксника, освещенная тусклой сорокаватткой, герметично отделялась от бокса. Алаторцев отключил свет в боксе, щелкнув тумблером на щитке около двери, и несколько раз вымученно улыбнулся, стараясь поймать выражение лица, которое сейчас увидят его коллеги. Незачем показывать кому бы то ни было свое огорчение и растерянность. «Хотя сегодня, – подумал он, – сегодня вся эта маскировка эмоций ни к чему. Как раз наоборот, мина у меня должна быть максимально похоронная. Весь день в боксе не просидишь… Правда, Мариамку не проведешь, чует меня, сучка… Хорошо, хоть мысли читать не научилась!» Андрей Алаторцев поправил халат и вышел в помещение лаборатории, где работал уже шестнадцатый год.