Марка начала стремительно падать: от 370 марок за один доллар в июне до 1175 в августе 1922 года.
После бешеной погони двое молодых убийц забаррикадировались на верхнем этаже старого замка Заалек и оказали упорное сопротивление осаждавшим их полицейским. В завязавшейся перестрелке Керн был убит — пуля попала ему в висок, а Фишер, положив тело товарища на носилки, высунулся в окно, выкрикнул последнее «Hoch!» вождю Эрхардту и выстрелил себе в голову (119). На суде сообщники Керна механически называли в качестве причины убийства ту самую «глупость» о том, что Ратенау действительно был одним из трехсот сионских мудрецов, готовивших заговор с целью захвата мирового господства.
Все эти смертельно опасные юнцы были вооружены и неплохо финансировались, а нити от всех политических убийств того времени, включая покушения на Эрцбергера и Ратенау, тянулись к тщательно законспирированному руководству тайной ОС (Organisation Consul, неформальной группе телохранителей Эрхардта). На эту тему была масса спекуляций, но доказательства оказались весьма скудными. К примеру, командир Добровольческого корпуса Эрхардт отрицал причастность своих людей к убийству Эрцбергера, хотя и не отмежевался полностью от мальчиков, расстрелявших Ратенау.
Впрочем, судебные решения в данном случае не имели никакого значения; все интуитивно чувствовали, что «мальчики» были manus longus немецкой праворадикальной реакции: Эрцбергер, Ратенау и многие другие были всего лишь побочными жертвами ужасающей братоубийственной вражды,.устроенной британцами, загнавшими династический рейх в прокрустово ложе бутафорской республики. Именно Британия заставила Германию играть в парламентскую игру, ожидая, когда реакция попытается в надлежащее время взять реванш. Эти смерти, как и другие бесчисленные катастрофы, поражавшие Германию в период между двумя войнами, были следствием этого извращенного плана.
Писатель Эрнст Юнгер, растягивая на свой нижнесаксонский манер гласные, спросил фон Саломона: «Почему у вас не хватило мужества признаться в том, что вы убили Ратенау только за то, что он еврей?» Фон Саломон ответил: «Потому что его убили не за это» (120).
Гитлер, однако, не одобрял террористическую тактику «отверженных». «Смехотворно и нелогично убивать какого-то отдельно взятого человека, — говорил он о политических убийствах, — когда рядом сидит и спокойно облизывается собака, на совести которой два миллиона убитых. [Нам же нужно] сто тысяч борцов за наш образ жизни» (121).
Рапалльский договор стал лишь формальной ратификацией союза, зарождение которого можно отнести к концу двадцатого года, когда представители главы Truppenamt*