Когда в 1928 году Пруссия отменила запрет на публичные выступления нацистского лидера, которого Веймарская республика перестала опасаться, Уолл-стрит начал постепенно отзывать из Германии свои кредиты; еще немного, и Гитлера снова вызовут на авансцену — через пять лет после его выхода из тюрьмы, через пять лет после того, как была учреждена иностранная опека над немецкой экономикой.
Рвущаяся вперед, ведомая странной убежденностью своего фюрера Адольфа Гитлера в скором и неминуемом прорыве, нацистская партия как раз в это время закончила свои организационные приготовления, словно заранее зная о скором наступлении кризиса (186).
В целом, если не считать отвратительного духа времени современной эпохи, три клана внесли решающий вклад в захват нацистами власти: англо-американские финансисты, СССР и Ватикан — первые два сделали это совершенно обдуманно; последний был несколько менее расчетлив.
С крахом на Уолл-стрит в октябре 1929 года, крахом, который печатный орган нацистов «Фелькишер Беобахтер» даже не счел нужным упомянуть (187), и отменой золотого стандарта фунта стерлингов в сентябре 1931 года англо-американские финансисты прекратили вливания в германскую экономику, что автоматически, как мы увидим, привело к электоральному успеху нацистской партии. Через некоторый промежуток времени, верно следуя замыслам Лондона, Советы начали провоцировать гражданскую войну в Германии, чем было дано «боевое крещение» новоизбранной гитлеровской когорте.
Двухлетний период 1923-1924 годов стал временем исторического водораздела: ключевые фигуры, сыгравшие те или иные роли в первой фазе инкубации Германии, один за другим сошли со сцены: Хафенштейн (ноябрь 1923 года), Парвус Гель-фанд (декабрь 1924 года), Гельфрейх (апрель 1924 года), Вильсон (февраль 1924 года) и кардинал профессиональных революционеров Ленин (январь 1924 года). За пять лет, прошедших после смерти Ленина, Сталин очистил Советский Союз от всех «истинно верующих». То была группа людей, принадлежавших к старой ленинской гвардии, фанатично придерживавшихся лозунгов «перманентной революции». Опьянев от крови и успехов, достигнутых к тому времени в стране, которая совсем недавно была царской, такие люди, как Троцкий, были в 1924 году еще убеждены в неминуемой революции во всех странах индустриального Запада — от Германии и Франции до Америки. Троцкий, очевидно, витал в это время в собственном иллюзорном мире, и это нисколько не мешало бы его сопернику Сталину, не будь Троцкий до сих пор одним из символов СССР и, что было еще тревожнее, признанным лидером той группы в советском руководстве, которая искала мирного соглашения с социал-демократическими силами в Германии (188).