Гитлер, Inc. (Препарата) - страница 253

В сумрачном финале фантазии Юнгера Красная Тряпка ве­дет свои полчища в последнюю атаку на убежище отшельников в мраморных скалах, но когда собаки ада врываются в ущелье, на них набрасываются священные змеи и душат собак одну за другой

Между тем крестьяне сбиваются в толпы и на перегруженных кораблях устремляются из поверженной и разрушенной Марины в Бургундию и Альта-Илану. Братья садятся на один из таких кораблей и достигают на нем ледяного поля, окружающего видимый остров, где их — в уютной усадьбе — принимают гостеприимные друзья, — друзья, бывшие некогда рыцарями, с которыми сражались братья в той давней войне. При виде этого убежища рассказчик заключает: «Мы почувствовали, что вернулись домой».

Рассказчиком был сам Эрнст Юнгер, а братом Одо его млад­ший брат Фридрих Георг, оба они — в унтер-офицерском чине — ревностно сражались на Западном фронте в Первую мировую войну, в той «давней» войне с Британией — ледяным Альбионом, выведенным в романе под названием Альта-Плана, находившая­ся напротив Бургундии, то есть Франции. Марина — это Герма­ния, а прибежище отшельников — это что-то вроде ложи Туле: место обитания элиты, оккультистов, наивысшее достижение ду­ха созидателей Новой Германии — протонацистов типа Юнгера, который с самого начала был причастен великой сети власти. Орден Мавританцев — это антипод Туле, братство франкмасо­нов, порождающее тиранию во всех ее формах; отсюда реальная возможность увидеть в коридорах этого ордена националистов разный сброд — большевиков и профессиональных революцио­неров, — таких людей, как, скажем, Парвус или Требич.

Состояние упадка, в котором оказалась Марина после войны, — это прозрачный намек на пораженную невиданной корруп­цией Веймарскую республику, в течение всего одной ночи Герма­ния превратилась в дом греха, где клятвопреступники смешались с рабами, охотниками и лесными бродягами. Охотники — это со­циалисты, с которыми Биденгорн, командующий рейхсвером (Гренер, Сект, Шлейхер...), заключил зловещий пакт от имени кланов (высших классов) ради подавления Советских республик. Эти советы, в свою очередь, были инфильтрированы лесными бродягами, то есть коммунистическими агентами, явившимися из лесов — кровавых лесов большевистской России — и заполонившими равнины Кампании (Центральной Европы).

Ополчением против этих дьявольских орд стали Беловар с сыном Сомбором и двумя сворами собак: явно подразумева­лись Гитлер, тучный Геринг, СС и СА, маршировавшие под зна­менами, обагренными кровью мучеников 9 ноября 1923 года*,


«В воскресенье утром состоялась самая уникальная церемония Третье­го рейха — освящение флагов. Перед фюрером ставили «знамя крови», то самое знамя, которое несли повстанцы, убитые во время подавлен­ного путча 1923 года перед Домом полководцев в Мюнхене... Одной рукой канцлер брал полотнище кровавого флага и полотнища флагов, которые подлежали освящению. Вероятно, фюрер считал, что являет­ся проводником каких-то флюидов и через него благословение пав­ших мучеников передавалось на новые символы германской Отчизны. Чисто символическая церемония? Я так не думаю. В душе Гитлера, как и в душе каждого немца, неистребимо живет идея о своего рода мисти­ческой трансфигурации, аналогичной той, что подразумевают под благословением воды католическим священником, если даже не евха­ристии. Тот, кто не усматривает аналогии между освящением флага и освящением хлеба, тот ничего не понимает в нацизме. Я не знаю, ка­кой была Германия в стародавние времена. Но сегодня это великое, странное государство, более чуждое нам, нежели даже Индия или Ки­тай. Сам флаг подчеркивает это поразительное восточное впечатле­ние...» (Робер Бразильяш. «Les sept couleurs». Paris: Plon, 1939. pp. 123-124)