Будила опять взмахнул железякой. Врачиха истошно и пронзительно завизжала. Резаев успел выбросить ногу и пнуть Будилу в живот, предупреждая сокрушительный удар. К его удивлению, верзила неожиданно легко отлетел назад, выпустил из рук штатив и как сноп повалился на кровать. Он тоже был землисто-бледен и казался умирающим. В его бедре одиноко торчала согнутая игла из шприца Лидии.
«Может, подействовало? – с надеждой подумал Резаев. – А-а, теперь один хрен! Ноги делать надо».
Он с силой пихнул врачиху, так что она во весь рост растянулась на полу и на время умолкла. В тишине стало слышно, как в коридоре переговариваются встревоженными голосами и кто-то бежит по направлению к палате.
Резаев вышел, спокойно оглянулся и корректно пропустил мимо себя озабоченного врача-мужчину в зеленоватом халате с короткими рукавами. Тот на секунду затормозил, взглянул в лицо Резаеву обеспокоенными глазами и коротко спросил: «Что?!», но тут же, не дожидаясь ответа, нырнул в палату. Почти сразу же вслед за ним пронеслась молоденькая медсестра в накрахмаленной косынке.
Резаев пропустил и ее и деловитым шагом пошел прочь. Он выдерживал спокойный темп, пока за ним не закрылась дверь отделения. Только тогда он сломя голову бросился вниз по лестнице, проделал весь маршрут в обратном порядке и выскочил на площадку возле черного хода. Никто его не останавливал.
Внизу было тихо. Только где-то далеко наверху слышался странный шум, будто кто-то на ночь глядя затеял переставлять мебель. Резаев вытащил из темного угла пальто, надел его и застегнул все до одной пуговицы. Дешевую шубку Лидии он несколько секунд мял в руках, словно не понимая, что с ней теперь делать, а потом без сожаления швырнул на пол.
Дверь черного хода открылась без малейшего скрипа. В лицо Резаеву ударил морозный воздух. Мерцающая белизна двора была перечеркнута длинными черными тенями. Антон пересек пустое холодное пространство, вышел на улицу и быстрым шагом пошел туда, где оставил автомобиль. По пути ему никто не встретился, и это было очень удачно, потому что, усевшись наконец в машину, он вдруг понял, что в горячке так и не вспомнил про марлевую повязку. Непростительная ошибка – в этом наморднике его запомнил бы любой идиот. А если бы он встретил мента? А если бы тот проследил его до машины? Сердитым движением Антон сорвал маску и швырнул в окно. Потом стащил с рук резиновые перчатки и рассовал по карманам. На душе у него было скверно. Все, что произошло до сих пор, было только цветочками. А теперь настал самый опасный момент – эти цветочки предстояло передать шефу.