Но и сам он вынужден уклоняться от открытого боя, вести великую войну подспудно, в одиночку — ведь разве можно быть уверенным, что вот этот, к примеру, регулировщик не состоит на жаловании у жидо-масонской братии? Светофор отключили, чтобы дезорганизовать уличное движение, а регулировщика поставили специально для того, чтобы проследить за его, Виктора Быкова, передвижениями. О, они тоже не лыком шиты, они знают, кто их враг, и не упустят случая свести счеты. Этим можно гордиться — один и без оружия он противостоит могущественной организации, опутавшей своими щупальцами весь мир.
А Забродов… Ну что ж, однажды придет и его черед.
Такие юдофилы, они же жидолюбы, хуже любого инородца, потому что инородец он инородец и есть, таким он родился и другим быть не может. Другое дело — все эти прихвостни, пятая колонна, которые женятся на пархатых, лебезят перед ними, заискивают в надежде воспользоваться системой блата и протекций, охватывающей все государство снизу доверху… Он неспроста спросил Забродова про механика и, конечно же, оказался прав. «Могу составить протекцию…» Так, кажется, он сказал? Благодарю вас, господин Забродов, нам ваша протекция до одного места, мне проверить вас надо было, господин Забродов, и проверку вы, надо прямо вам сказать, не выдержали. А значит, глубокоуважаемый господин Забродов, подлежите внесению в некий списочек, где и будете пребывать до поры до времени в ожидании своего часа.
А к этому вашему — как бишь его, Гершензон? ах, нет, простите, Гершкович так вот, к нему мы заглянем в ближайшее время. Книжечки посмотреть, то-се, — в общем, как получится. Такими знакомствами, сами понимаете, пренебрегать нельзя. Да вы-то понимаете, сами ведь готовы душу прозакладывать за своих пейсатых дружков.
Он свернул с Ленинградского шоссе во двор старой девятиэтажки, сложенной из полуторного желтого кирпича. Старый уютный двор буйно зеленел и звенел детскими голосами, словно не было в двух шагах оживленной магистрали. Немолодые уже березы и липы о чем-то тихо шептались, доставая кронами до окон четвертого этажа; старушки, как обычно, несли бессменную вахту на скамейках у подъездов, перемывая косточки всем подряд и бдительно покрикивая на детей. Как всегда, глядя на них, Быков с трудом подавил искушение подкрасться сзади и заглянуть под скамейку: он был почти уверен, что обнаружит там мощные узловатые корневища, давно и прочно связавшие морщинистые старушечьи задницы с матерью-сырой землей.
Гремя железом, Быков открыл металлический гараж и загнал туда машину. В гараже чувствовался запашок — не так чтобы очень, но попахивало явственно, и он отметил про себя, что это необходимо учесть на будущее. Хоть и дождливое, но лето все-таки, а мясо в теплую погоду протухает быстро.