Наперегонки со смертью (Воронин) - страница 17

Банда оглянулся на ротного — «чего молчишь?» — и онемел: вместо Витьки в люк упал залитый кровью труп, у которого совершенно не было головы.

Из воротника куртки торчали ошметки мяса и, — он даже сейчас вздрогнул, вспомнив то зрелище! — зубы нижней челюсти.

То ли разрывной пулей, то ли осколком Дербеневу начисто снесло голову. Как будто и не было Витьки…

Отстреливаясь, они за считанные минуты пронеслись по дороге назад, к своим.

Банда выскочил из бэтээра, остановившегося на полном лету около командной машины, и бросился к командиру батальона на доклад:

— Товарищ подполковник…

— Лейтенант, я все понял. Помойтесь.

— Товарищ под…

— Умойся, Саша!

Только сейчас Банда уловил какое-то странное выражение в глазах подполковника. Некоторое время он никак не мог понять, что же оно означало. И вдруг почувствовал, что командир смотрит на него… с ужасом. Да-да, немой животный ужас застыл в глазах бравого боевого офицера.

Банда, ничего не понимая, отошел в сторону, и тут к нему подбежал сержант Савельев, командир отделения.

— Товарищ лейтенант, пойдемте… У нас там вода есть.

— Чего вы ко мне все дободались? Какого тебе-то хрена надо? — закричал в сердцах Банда на сержанта, не врубаясь во внезапную причину столь пристального внимания к своей внешности. — Чего надо, спрашиваю?

— Кровь у вас, товарищ лейтенант…

— Где?

Сашка быстро взглянул себе на грудь, и его чуть не стошнило. Бронежилет, хэбэшка, ремень — все было в свежей, блестящей на солнце крови. А на плече, на воротнике белели студенистые, вздрагивающие от любого движения мозги и застрявшие в них осколки костей.

«Витьки!» — сразу понял он.

— …, твою мать, — громко, не сдерживаясь, в сердцах выругался Банда.

Больше времени терять было нельзя, он наскоро помыл лицо под тоненькой струйкой воды из фляжки Савельева, смахнул с обмундирования то, что осталось от головы Дербенева, и снова вскочил в бэтээр, бросившись догонять ушедшую вперед колонну…

А вечером в лагере, снимая «лифчик» и бронежилет, пропитавшиеся кровью друга, снова почувствовал, как терпкий ком подкатил к самому горлу, заставляя сжиматься желудок противными спазмами, — в складках его хэбэ, под бронежилетом, придавленный «лифчиком», целый день пролежал вытекший, похожий на мокрую выцветшую тряпочку глаз Витьки…

Этот запах — запах крови, мозгов, запах внутренностей человеческих, густо-густо замешенный на запахе водочного перегара, преследовал Банду несколько недель. Он не мог спокойно есть. Не мог без отвращения одевать свое, уже давным-давно отстиранное обмундирование, не мог сидеть в бэтээре, на броне которого убили капитана Дербенева.