— Сдохни, тварь!
— Гореть тебе в аду!
— Убьюууууу!
Дарге рванулся, напрягая все силы, вздулись жилы на мощной шее, веревка лопнула. Темный, страшный, он метнулся вперед, но подкосились ослабевшие от зелья ноги, и он рухнул, ударившись головой о ствол дуба, запятнав его красным.
Бабы завизжали, Зяблик поднял меч, как палку, но Дарге лежал неподвижно, с вывернутыми за спиной руками. Сознание покинуло его.
У Кани словно в глазах просветлело. Надо же… разошлись, как дарговы кровососы…облик человеческий потеряли… Видно и впрямь слово он какое знает, что людей на душегубство тянет, как зверей лесных.
Ее родичи переглядывались, проводили ладонями по глазам, словно отбрасывая морок.
— Мы сюда не юродствовать пришли, — проговорила Каня, обводя всех тяжелым взглядом. — А суд судить. Лорд наш клялся в верности земле, солю целовал. Чудовы Луга хранить обещал. А сам окаянствовал хуже врагов, хуже нечисти.
— Сам он враг и нечисть! — выкрикнули из толпы.
Обмякшее тяжелое тело перевалили через расщелину в дубе, под него подсунули меч. Зяблик, выдохнув, шибанул кувалдой по распорке.
Освобожденное дерево стиснуло дарговы ребра, как клещами, голова вскинулась, глаза страшно выпучились и по бороде потекла алая кровь. Дикий рык исторгся из надсаженного горла.
Каня бесстрашно подошла ближе, схватила лорда за спутанные волосы и приблизила искаженное лицо к своему.
— Сто веков этот дуб простоит и будет тебя стеречь. Помучайся теперь стократ за всех, кого ты клялся защищать, а сам мучил и убивал.
— Клялся, да проклялся!
— Кровохлеб!
Лорд захрипел, силясь ответить, на губах вздулись пузыри.
— Тебе есть что сказать, Дарге? — Каня нагнулась ниже.
— Лошадь… — выдавил он. — Отпусти…
Женщина выпрямилась.
— Кобылу-то твою? Вот еще. Всем известно, что кобыла твоя — мара полуночная. Какого рожна нам ее отпускать? Пусть сдохнет в сарае. Все твое — пусть сдохнет навеки, мучаясь, Дарге Дорхан. И тебе не будет легкой смерти.
Она разжала пальцы, развернулась и пошла прочь.
Тра-та-та! — пропел над стенами рожок. Ласточка остановилась, прислушалась, завертела головой, крепко прижав к груди плетеную кошелку. Из кошелки высовывались перья зеленого лука и морковная ботва. Еще она купила деревенской сметаны и кусочек грудинки.
Мог бы получиться суп.
Она обычно ходила за продуктами по средам и по субботам, когда не была занята в гарнизонном госпитале.
Торговля шла на площади перед воротами. Сейчас ворота распахнулись, и большой отряд втекал в город, пестрой лентой протягиваясь меж лавок с полосатыми саржевыми крышами, высоченных корзин и клетей с живой птицей.