— Твой управляющий, похоже, сначала стреляет, а потом думает, — сказал Бартоломью, и голос у него тоже дрогнул, когда он вспомнил, как быстрая реакция зятя спасла ему жизнь. — Напомни мне никогда не спорить о цене на сукно в твоем кабинете.
— Мы заигрались в опасную игру, Мэтт, — продолжал Стэнмор. — На тебя напали у реки; Жиль Абиньи занимается какими-то странными делами под моей собственной крышей, а на нас с Ричардом той ночью напали разбойники. Хью спас нам жизнь, как и тебе тогда на реке. Без сомнения, ответственность начинает сказываться на нем. За тридцать лет службы ему ни разу не доводилось пускать в ход свой арбалет, а тут за считаные дни пришлось стрелять трижды.
Бартоломью потрясенно переводил взгляд с племянника на зятя.
— Напали?
Ричард закивал головой.
— Когда мы выходили из «Королевской головы». Четыре человека поджидали нас в засаде прямо за воротами. Хью пристрелил одного, а другого взял в плен.
— Это были фермеры с шелфордской дороги, — сказал Стэнмор. — Наслушались, как просто стало красть в Кембридже, когда столько народу умерло от чумы, и надумали сами попробовать. Конечно, мертвого или умирающего обокрасть проще простого, но эти четверо постеснялись и решили обокрасть живого.
— Шерифу следовало бы отдать приказ стрелять в любого, кто покажется на улице после наступления темноты, — заметил Стивен. — Его небрежение — причина всех безобразий.
— А если бы вас застукали, когда вы вчера возвращались из пансиона Бенета? — парировал Бартоломью. — За мной больные нередко посылают по ночам, и я не обрадовался бы, если бы меня подстрелили, не дав возможности объясниться.
— Да, Стивен, вчера ночью мы не смогли бы объяснить, что делаем на улице, — согласился Стэнмор. — Мы дали клятву хранить тайну и не смогли бы раскрыть караульным, где были и что делали.
Стивен кивком выразил согласие, и повисла тишина. Взгляды всех четверых словно магнитом тянуло к стреле в потолке.
— Что скажет мама? — проговорил Ричард, повторяя отцовские слова.
— А зачем ей об этом знать? — слабо улыбнулся Бартоломью.
— Что ж, хвала Господу, все разъяснилось! — искренне воскликнул Ричард, и его природная жизнерадостность взяла свое. — Мне ужасно тяжело было таиться от тебя, дядя Мэтт. Мы все хотели рассказать тебе, но боялись, как бы это не подвергло тебя опасности — ведь ты живешь в Майкл-хаузе. Мы пытались вытащить тебя оттуда, но там все-таки твой дом.
Бартоломью улыбнулся племяннику. Ричард мог делать поразительно зрелые наблюдения, но высказывания его порой звучали по-детски наивно. По всей видимости, юноша искренне полагал, что сцена, разыгравшаяся в отцовском кабинете, не нанесла никому серьезного вреда, и был счастлив продолжать жить в точности так же, как и до нее.