— Это был ты! — внезапно воскликнул Стивен. — Шум, который послышался из-за окна. Ты подслушивал!
Бартоломью не отводил взгляда от глаз Стэнмора.
— Так как? — повторил он.
— Это не то, что ты думаешь, — проговорил его зять устало. — Наша группа не потворствовала убийству. Существуют иные способы. Шепнуть канцлеру словечко, что видели, будто ранним утром из его комнаты выходят женщины. Или даже мальчики. Пустить слух, что он слишком много пьет или что в его колледже зреет недовольство. Не обязательно убивать, чтобы сместить человека с должности. К тому же если Элкот шпионит на Оксфорд, как говорят наши сведения, ему в любом случае не следует управлять вашим колледжем, ты не находишь?
— Но кто вы такие, чтобы судить? — спокойно спросил Бартоломью.
Он обвел взглядом всех троих, и внезапно ему стало тошно. Он двинулся к выходу. Племянник преградил ему путь. Бартоломью не хотелось применять силу, и он остановился.
— Мы не сделали ничего дурного, — с достоинством сказал Ричард, — только пытались разобраться с этим неприятным делом, чтобы не было больше смертей. Я поступил бы точно так же снова. И еще я хочу, чтобы ты знал вот что: отец через сеть шпионов пытался выяснить для тебя хоть что-то о Филиппе. Он потратил уйму денег и убил немало времени, двигаясь по ложным следам и задавая вопросы от твоего имени. Как и мы все. Позапрошлую ночь мы с отцом просидели в этой мерзкой «Королевской голове», потому что кто-то сказал нам, что там будет путник, который мог видеть Абиньи на лондонском тракте.
Перед глазами Бартоломью промелькнуло воспоминание. После того как он встретился со своей доброжелательницей у чумной ямы, ему почудилось, будто он видел Стэнмора, выходившего из «Королевской головы». Значит, глаза его не подвели.
— Прости, — сказал Стэнмор. — Мы отыскали того путника, но он ничего не смог поведать нам об Абиньи.
Пристыженный, Бартоломью смутился. Он так запутался во всей этой лжи, так привык подозревать коллег в интригах, что невольно подошел с той же меркой и к своим родным. Возможно, подобным же образом он заблуждался насчет Филиппы и Абиньи. В аккуратном кабинете Стэнмора царил теперь полный разгром, повсюду были разбросаны свитки, из потолка торчала арбалетная стрела. Бартоломью упал на скамью, не понимая, что именно лишило его сил: то ли открытие, что явная причастность его родных к заговору оказалась совершенно безобидной, то ли потрясение, которому его чувства подверглись за последние несколько часов.
— Мне страшно даже представить, что скажет Эдит, если узнает, что ее любимого брата едва не застрелили в кабинете ее мужа, — срывающимся голосом сказал Стэнмор.