— Но кто это сделал? Оксфордцы, чтобы ослабить колледжи, или кембриджцы, чтобы он не выдал их секреты?
— В этом-то и загвоздка, Мэттью. Я не знаю.
Бартоломью прищурился.
— С хорошими же людьми вы водите знакомство, святой отец, если считаете их способными на убийство.
Элфрит смятенно вскочил и принялся расхаживать взад-вперед. Бартоломью заметил, что в глазах у него блестят слезы, и пожалел о своем замечании. Элфрит был человек достойный, и Бартоломью не сомневался, что он позволил вовлечь себя в грязный мир политики по благороднейшей из причин и, вероятно, ради того, что он считал благом для университета.
— Ты видел каморку Августа, — некоторое время спустя сказал монах. — Кто-то в ней что-то искал. Тот, кто напал на нас, отбил со стен неплотно прилегающую штукатурку и попытался отковырять половицы. У меня есть одна мысль относительно того, что он мог искать.
— Чем можно оправдать убийство двух стариков?
Элфрит улыбнулся.
— Ты хороший человек, Мэттью, но ты ведь живешь в этом мире, и уж кому-кому, а тебе не следовало бы задавать подобных вопросов. Жизни двух стариков не стоят ничего в глазах тех, с кем мы имеем дело — с обеих сторон. — Он прекратил расхаживать и снова присел рядом с Бартоломью. — Шпионы в своих посланиях используют шифр. Мы имеем дело с лучшими умами Англии, и шифры используются весьма замысловатые и сложные. Все зашифрованные письма помечают условным знаком, печатью, чтобы удостоверить их подлинность. Каждое такое письмо должно быть скреплено печатью. Ты вряд ли знал, что сэр Джон многие годы был доверенным лицом короля. По сути, его задача заключалась в том, чтобы быть связующим звеном, передавать сведения туда и обратно по цепочке. У каждого агента был свой знак, известный только ему самому и сэру Джону, — это гарантировало, что лишь подлинные сведения пойдут дальше. Примерно с год назад, в то же самое время, когда произошли первые смерти в Кингз-холле, один из агентов сэра Джона сообщил о группе ученых из Оксфорда, вознамерившихся добиться падения нашего университета. Знак, который сэр Джон использовал в письмах к этому агенту, — затейливый витой узор, высеченный на печатке золотого перстня. У каждого их них, у мастера и его агента, была своя печатка — точная копия другого перстня до мельчайших подробностей. Когда приходило послание, сэру Джону нужно было лишь сравнить свой узор с оттиском на письме, чтобы удостовериться, что оно подлинное. Узор на печатке исключительно сложный, и сэр Джон увидел бы, если послание скреплено поддельной печатью. Этот перстень всегда был у него при себе, он носил его на толстом шнурке на шее. Когда сэр Джон умер, печать, которой он скреплял послания, исчезла.