Даниэл никогда не испытывал к ней ничего, кроме страсти, и поэтому его объятия не могли быть настоящим убежищем для нее. Такое можно испытать только когда знаешь, что ты любима.
Но все же, как она ни пыталась убедить себя, что ненавидит Даниэла, его приезд в Гринфорд и попытки восстановить с ней отношения доказывали лишь обратное. Она не смогла бы испытывать таких сильных чувств, если бы ненавидела его. И сцена с фотографией Люси, та боль, которая пронзила ее в тот момент, лишний раз заставила ее посмотреть правде в глаза.
Она любит Даниэла. Она всегда любила его и будет любить. И с этим она ничего поделать не может.
Когда машина подкатила к дому ее родителей, она внезапно почувствовала, что хочет задать ему вопрос, срочный, неотложный.
— Можно задать тебе вопрос?
— Задавай.
— Когда я сказала тебе, что беременна, ты… ты хотел, чтобы я родила тебе ребенка?
Даниэл глубоко вздохнул, запустил пальцы в волосы и крепко сжал голову.
— Если честно, нет, — наконец проговорил он, уставившись в темноту за лобовым стеклом машины. — Я тогда не был готов взять на себя ответственность отца.
Или какие-либо другие ответственности, мрачно подумала Памела. Может, он и вернулся к ней в тот первый раз, когда Джеффри вмешался, но он ни разу не сказал, что хотел жениться на ней, что любил ее. Он просто собирался обсудить то, что он назвал «возможностями», но после первой неудачной попытки больше не пришел.
Теперь наконец она получила ответ на вопрос, который так долго мучил ее. Она долго пыталась представить себе, что было бы, если бы Джеффри ничего не знал и не вмешался тогда. Но теперь все было ясно.
Ничего бы не изменилось. Даниэл никогда бы не сделал ей предложение. Он слишком дорожил своей свободой и карьерой. Он мог предложить ей разве что финансовую поддержку и попросить разрешения иногда видеться с ребенком.
Но она в любом случае должна была потерять этого ребенка. Врачи сказали, что выкидыш произошел не в результате нервного стресса и не потому, что она промокла под дождем. Это произошло естественно, и никто не мог предотвратить этого. Как бы там ни было, а Даниэл все равно ушел бы от нее. Он ушел бы точно так же, не оглядываясь, испытывая чувство освобождения, радуясь, что сохранил свою свободу, и гордясь тем, что ничто не препятствует его амбициям.
А она осталась бы одна, страдая от любви к нему и зная, что он никогда не вернется к ней.
— Памела… — Даниэл неожиданно повернулся к ней и накрыл своей рукой ее ладони, лежащие на коленях. — Я очень сожалею о том, что случилось с тобой и с ребенком.