Стена оказалась ближе, чем он ожидал. Он повернулся к ней, чтобы пальцами ощупать ее зернистую поверхность. Он старался сосредоточиться на окружающей обстановке, чтобы не позволить панике завладеть им. Он не мог позволить себе задуматься о том, сколько придется здесь пробыть. Если думать о шансах на спасение, можно сойти с ума, развалиться на составные части, разбить голову о камень. Но не оставили же они его умирать? Брайан Дафф способен на такое, но его дружки вряд ли пойдут на это.
Зигги повернулся к стене спиной и медленно соскользнул на холодный пол. У него ныло все тело. Вроде бы ничего не сломано, однако он понимал, что не нужно переломов, чтобы страдать от мучительных болей, требующих серьезной анестезии.
Он знал, что не может себе позволить просто сидеть и ничего не делать. Если он не будет двигаться, его тело закостенеет, суставы сведет судорога. При этой температуре он умрет от переохлаждения, если сам не позаботится о нормальном кровообращении. Нет, он не доставит такое удовольствие этим мерзавцам. Для начала нужно высвободить руки, и Зигги склонил голову как можно ниже, морщась от сумасшедшей боли в ушибленных ребрах и спине. Натянув веревку до предела, он смог еле-еле дотянуться зубами до узла на конце.
Заливаясь слезами боли и жалости к себе, Зигги начал решающую битву жизни.
Алекс удивился, когда по возвращении обнаружил, что дома никого нет. Зигги ничего не говорил о том, что куда-то собирается, и Алекс полагал, что тот думает вечером поработать. Может быть, он пошел навестить кого-нибудь из своих друзей-медиков? А может, вернулся Брилл и они вдвоем отправились куда-нибудь выпить. Не то чтобы он тревожился. Из того, что Кэвендиш и его приятели накинулись на него самого, вовсе не следует, будто что-то случилось с Зигги.
Алекс сварил себе кофе и приготовил несколько тостов. Затем он уселся в кухне за стол, разложив перед собой конспекты последней лекции. Он всегда мечтал наконец четко разобраться в венецианской живописи, и на сегодняшних слайдах он увидел кое-что новое, в чем ему хотелось бы разобраться повнимательнее. Он делал заметки на полях, когда в дом бодро ворвался Верд, переполненный доброжелательностью.
— Ох, ну и вечерок у меня был, — восторженно завопил он. — Ллойд так вдохновенно разобрал Послание к Ефесянам.[3] Просто поразительно, сколько всего он умеет извлечь из Писания.
— Я рад, что ты хорошо провел время, — рассеянно отозвался Алекс. С тех пор, как Верд ударился в христианство, его восторги повторялись неустанно и с одинаковой театральностью. Алекс давно перестал обращать на них внимание.