– Знаешь, а Ван Гога так и не признали при жизни. Он продал только одну картину… за четыреста франков… незадолго до смерти. – Я взяла бокал с шампанским у официанта.
– А сейчас они стоят целое состояние! – Мэт всматривался в полотно. – Говорят, что желтый – любимый цвет сумасшедших! – заметил он.
– Ван Гог им и являлся, – ответила я. – Хотя сам он сравнивал желтые тона с солнечным теплом, колосьями пшеницы… Для него желтый цвет означал жизнь.
– Хорошие познания! – Мэт улыбнулся мне.
Он направился к бару, а я осталась внимательно изучать технику Ван Гога.
– О, Элизабет! – Ко мне подошел Ник Ричмонд.
Он как всегда вытирал пот белым платком и тяжело дышал.
– Любуетесь шедевром? – спросил Ник.
– Скорее, восхищаюсь, – ответила я и убрала непослушную прядь волос.
Больше всего на свете я не любила, когда Ник начинал наглым образом осматривать меня. Этим он смущал и конфузил. Создавалось такое впечатление, что Ник находится на базаре и изучает товар. Поэтому я не любила оставаться с ним наедине.
– Вам очень идет цвет морской волны, – сделал он комплимент.
Еще бы. За это длинное вечернее платье я выложила приличные деньги. Платье было из голубого атласа, с большим вырезом на спине и не вызывающим на груди. Оно хорошо облегало мою фигуру. Когда я вышла из примерочной, у Мэта открылся рот. Он долго не мог произнести ни слова, а потом выдавил: «Вот это да!».
Сейчас я жадно искала глазами своего спасителя. Только с Мэтом я чувствовала себя в безопасности, когда Ричмонд находился в радиусе трех метров.
– Спасибо, – ответила я Нику на комплимент.
– Элизабет, позвольте вам представить Карла Кетберри, – кряхтя предложил Ник.
Мое сознание мигом отключилось. Передо мной стоял высокий мужчина лет тридцати с потрясающим телосложением. Светловолосый красавец улыбнулся. Его зеленые глаза переливались как изумруды. Оказывается, греческие боги иногда спускаются на землю… В нью-йоркской галерее расхаживал сам Аполлон. В горле пересохло, и я большим глотком допила шампанское.
– Очень приятно, – сказал Карл и поцеловал мне руку.
От прикосновения его горячих чувственных губ по моему телу пробежали мурашки. Теплая волна захлестнула меня.
– Чем занимаетесь, Элизабет? – спросил Карл.
– Она художница, – ответил за меня Ричмонд.
А я уже забыла, что Ник Ричмонд стоит со мной рядом и пытается напомнить о себе. Мне показалось, что галерея опустела, остались только я и Карл. И мне это было по душе.
– Значит, творческий человек… – приятный голос очаровывал меня со страшной силой.
– А вы критик? – попыталась начать беседу я.