Но ты, Господи, не удаляйся от меня… Избавь… Душу… От псов одинокую мою… Спаси меня, избавь меня…
* * *
В день отъезда в городе слышны электрички. Собрался до обеда, чтобы не платить за сутки еще. Притащился с сумкой к монаху, сидящему «на экскурсиях». Монах, возясь с самоваром, объяснил: экскурсия стоит сотню рублей, лучше вам подождать еще желающих. Вздохнув, я двинул ему сторублевку. Он тут же указал на меня розовому семинаристу: веди. Семинарист, в одно мгновение лишенный редкой возможности покрасоваться перед девчонками автобусной группы, поплелся вперед, не подымая головы, как на промывание желудка. Только раз оглянулся на небритого идиота, тянущего вслед раздутую сумку.
Я тут же бросил сумку: да за каким чертом мы куда-то идем! Семинарист, оглянувшись, решил, что «здесь», встал ко мне боком и поднял руку:
– Преподобный Сергий Радонежский родился в благочестивой семье боярина Кирилла, мать святого звали Мария, семья…
– Ладно, ладно, – сказал я. – Тебя как звать?
– Андрей, – поперхнулся семинарист.
– Андрей, что лежит в раке в Троицком соборе? Как это выглядит?
– Нетленные мощи.
– Я знаю. Как это выглядит?
– Совершенно сохранившееся тело святого.
Тут я поперхнулся, хотел что-то сказать, а потом махнул рукой и пошел к выходу. Наверное, он прав, так оно и есть.
На вокзале спускался с моста, какая-то девочка пожаловалась маме: «Вот и подходит к концу наше путешествие», – я испуганно обернулся.
Въедливый знаток выскребет у меня пяток несовпадений, умолчаний, перетасовок – я знаю про них. Если ты дотошно честен в каждом слове, ты не можешь написать правды. Надо выбрать, что ты хочешь. Что вышло у меня – не знаю.
Подходит к концу наше путешествие, и город вбирается в крематорий вокзала, и касса выдает прах на ладонь – белой, невесомой бумажечкой с сиреневыми цифирками. Непонятно – думать о вечности. Вечность – это что остается без нас. А что такое «мир без меня»? Почти ничего. И почти – всё. Многое забыл и забуду еще, но, когда слышу «Сергий Радонежский», три мертвых слова оживают во мне – аркуда, посмаги и клюсата: медведь – аркуда, выходивший из леса, решета гнилых хлебов и мальчик, пошедший искать лошадей – клюсат, он увидел на поле черноризца под дубом и, как вся Россия, жаловался на неуемность свою, и, приняв в ладонь белый пшеничный хлеб, шептал: «Как сладки гортани моей слова твои…» – и стоял, «как земля плодовитая и плодоносная, семена принявшая в сердце свое».
Нет света, придется жить еще, искать тех, кто нас хранит, и хорониться от тех, кто нас ищет.