Вместо положенного после караула отдыха, ужина, телевизора, покоя теперь студеная ночь, черные деревья, скользкие тропинки, вонючая караульная, дубинноголовые проверяющие.
Попов чуял сосущую, беспредметную, душную ненависть ко всему.
Он вскинул голову и плюнул в зеркало.
– Паскуда!
Караулка была одноэтажным кирпичным домиком, обогреваемым сложным самодельным устройством, действующим от розетки; окна залепили витиеватые узоры. Отдыхающая смена спала, скорчившись разнообразно, натянув шапки на лица, дыша вразнобой, с тонкими свистами, храпками и иными звуками – лиц не было видно: ноги, шинели – как шершавые валуны в сапогах. В караулке на расстеленной шинели стонал сержант Кожан с потным лбом – у него в ногах курил разводящий, хохол Журба.
– Что? Умираешь? – хмыкнул Попов, пнув ногой сапог Кожана. – Хоть пирожки на поминках пожрем.
– Ты чё злой такой, Попов? Дерьма, что ли, в детстве много ел? – враз прекратил стонать Кожан и пробормотал фельдшеру Сереге Клыгину, приехавшему с Поповым: – Да не надо носилок, я и сам дойду.
– Какие люди… – вяло улыбнулся Журба Попову.
– Видишь, хохол, тут всякие проституты шлангом прикинулись, а честным ветеранам приходится горбатиться за них.
Конечно! В санчасти попу греть – это тебе не в карауле зад морозить!
– Что-о?! – застрял в дверях Кожан. – Дешевка!
– Стукач.
– Чтоб тебя Улитин пристрелил!
– Затыхай – нанюхались! Чмо поганое!
Попов бешено пошевелил ноздрями вслед хлопнувшей двери и, грохнув автомат в стойку, сел к столу.
– Что, хохол… Улитин, что ли, у вас в карауле?
– Ага. Первый раз.
– Тот, что старшину чуть не грохнул на стрельбах, когда тот пошел мишени глядеть?
– Да.
– Ну вот, – стукнул кулаком об стол Попов. – И салабона мне самого гнилого подсунули.
Он вздохнул и болезненно скривился.
– Тошно-то как, хохол… Вот так подкатит порой, вот прямо убил бы.
– Ты что? Скоро дембель, – улыбнулся хохол. – Ух, и самогону я напьюсь.
Попов внимательно слушал хохла и, не отрывая глаз, взял звякнувший телефон.
– Ну что там у вас, Попов, – проквакал Шустряков.
– Заступил, та-а-рыш старши… лейтена… Иду на посты. – Попов швырнул трубку, не слушая ответа. – Вот тоже мне, чмо!
– Кто сказал на дядьку «падла»?
С крыльца они шагнули прямо в ночь.
Хохол приговаривал под шаг:
– Солнце светит прямо в глаз – ничего себе жара! Нам не жарко ни хрена! Эх, хвост, чешуя – и не видно… ничего!
Попов не успел согреться в караулке и яростно двигал руками.
Снег скрипел так, будто грыз кто-то капустный лист посреди черного леса и наливающегося густой синевой мрака над головой.
Журба охал, приговаривал что-то, кричал невидимым часовым: