— Что стрелял ты, мы слыхали, а вот в кого стрелял…
— Труп был там?
— Не считая твоего — нет, не видал.
Стас обреченно вздохнул и снова закрыл глаза, понимая, что разговаривать с чумазеем в каске больше не о чем. Разве что…
— Попить дай.
— Это можно, — железная башка ненадолго скрылась из виду и появилась уже с большой алюминиевой флягой.
Стас потянул руку к желанному сосуду, но чумазый оттолкнул ее в сторону.
— Куда ты грабли свои растопырил? Вот народ!.. Никакого воспитания. Погоди, в кружку налью, а то напустишь мне еще заразы какой во флягу.
Чумазый вынул откуда-то из-под засаленной фуфайки поцарапанную эмалированную кружку, подышал на нее, потер о рукав, и только после этой сложной процедуры налил воду.
— На, хлебай, нерусь немытая.
Стас сделал несколько больших глотков и, осушив кружку, снова повалился на свое неуютное ложе. Вода смочила потрескавшиеся губы, оживила голосовые связки.
— Это почему же я нерусь? — поинтересовался он. — Да еще и немытая?
— У мамки своей спроси, почему.
— А что мне у нее спрашивать? Мать у меня русская, да и отец тоже.
— Ага, все вы русские. Намешалось черт те что на нашу голову.
— На чью это — на вашу?
— А, чего с тобой разговаривать?! Ты хоть в Бога-то какого веришь?
— Атеист я. На себя надеюсь больше.
— Э-э, а еще русским называется. Какой же ты русский, коли на тебе креста нет? Не русский ты. Так… недоразумение какое-то. Шатаешься по миру неприкаянный. Кто заплатит, на того и батрачишь. А уж платит-то вам известно кто. Да только что тебе до этого? Лишь бы в кармане звенело да в стволе блестело. Человечишко был, да и нету его, а монетки-то вот они, — чумазый похлопал себя по ляжке. — Карман приятно тянут, душу греют. Да? У вас, наймитов, душа-то если и есть, то не иначе как в кармане хоронится. Русский он… Да ты русских-то, чай, положил — не пересчитаешь.
Стаса уже начала утомлять эта дискуссия, да еще и голова разболелась.
— Рожу умой сначала, а потом уж учить берись, — устало ответил он, рассчитывая прервать беседу, но не тут-то было.
Чумазый, судя по всему, страдал очень серьезной нехваткой общения.
— Ты мне, парень, не хами, а то сейчас быстро по соплям получишь. Ишь ты, ерепенистый какой. Пять минут назад помирал, а теперь хамит уже. Расскажи-ка лучше, кто тебя дыранул так зверски. Небось, тоже кому-то нахамил? Ты ведь со стороны Мурома чесал? Так? Неужто полицаи тамошние постарались? Общался я с ними как-то раз. Редкостные, скажу тебе, суки. Прямо фашисты, только хуже. Мнят себя ну, не дать не взять, господами. Что ты, что ты, не плюнь рядом. А разговаривают-то как — ласково, вкрадчиво, словно со скотиной домашней. Только вот брякни чего невпопад — так прикладом ухайдакают… Одно слово — фашисты. Что молчишь-то? Они?