Что-то в тоне, каким это было сказано, встревожило Томаса, и он не стал дальше вдаваться в эту тему.
Примерно с полчаса они болтали по мобильникам: Томас разговаривал с Миа и детьми, которые, похоже, уже окончательно отошли от утреннего бузотерства, а Сэм — с агентом Аттой, которую, похоже, здорово расстроило, что Маккензи оказался тупиковым вариантом.
— Я пробовала свалить вину на вас, — сказала Сэм, с недовольной гримаской закончив разговор. — Но начальница так не считает.
Облокотившись на лимонно-зеленую столешницу, Томас потер виски.
— Но это была моя ошибка, разве нет?
Сэм хмуро взглянула на него:
— Что вы имеете в виду?
— Просто... мне показалось, что вы считаете это моей ошибкой.
— Маккензи? Умоляю. Если бы этот недомерок оказался придурком, я уж скорее винила бы себя. Но он пугающе умен, умник вроде вас, а с такими людьми жди либо холостого выстрела, либо непробиваемой предвзятости. Можете мне поверить.
Томас уткнулся взглядом в стол и стал считать крошки. Сэм была права. Маккензи уже успел составить предвзятое мнение, так, словно сценарий беседы был заранее написан. Он не давал своим страхам слишком приблизиться, понял Томас; некоторые терапевты называли это «отрицательной предвзятостью».
Сэм нежно вздохнула.
— Что-то мы опять загрустили, эй?
— Нет, благодарю, мне не хочется «Фритос», агент Логан, — улыбнулся Томас.
Сэм посмотрела на него с добродушным нетерпением:
— Вы хороший человек, профессор. Добрый человек, а в нашем мире это ничего не значит.
На глазах у Томаса буквально закипели слезы. Он моргнул, не глядя на нее.
— Зовите меня Том.
— О'кей, — неохотно ответила Сэм, так, словно перспектива пугала ее.
Набравшись храбрости, Томас посмотрел ей в глаза. Честная улыбка на лице Сэм погрузила обоих в неловкое молчание.
После этого что-то изменилось. Сэм стала называть его Том, хотя то и дело срывалась на «профессора». Но они стали ближе. Чувства ответственности это не снимало, но в то же время давало восхитительное ощущение свободы и раскованности. Отныне разговоры приобрели более непринужденный характер, оба словно давали заглянуть друг другу в душу. Временами они буквально наперегонки старались сказать: «Я знаю! Точно знаю, что вы имели в виду!»
Выяснилось, что у Сэм было не только прошлое, похожее на его собственное, — о чем он уже не раз догадывался и укреплялся в своих догадках, — но она во многом придерживалась его взглядов. По натуре она была скептиком, сангвинический темперамент выработался в ней благодаря работе. Она чаще винила себя, чем других. Верила, что работе надо отдавать все силы. Она никогда не голосовала и не стала бы голосовать за республиканцев, но демократов тоже терпеть не могла.