Точно так же, как он привез своего сына другу-монстру.
Нора устроилась сзади с детьми, продолжая негромко всхлипывать. Почему-то казалось, что она притворяется.
Томас вел машину, зачарованный явлениями, которые помогали пробуждаться его органам чувств.
Свет фар выхватывал лишь небольшую часть дороги — клинообразный участок гравия, окаймленный папоротником и качающимися деревьями. Они ехали во тьму. За окном машины все стремительно надвигалось на них и так же стремительно скрывалось во тьме позади.
— Гайдж был Костоправом, — шепнул Томас отражению Норы в зеркале заднего вида. — Это Нейл сделал его таким... Потехи ради и чтобы заглушить в нем все, что помогло бы выйти на его след...
Впрочем, что значили теперь эти объяснения?
— Что? — хрипло спросила Нора.
Хотя Томас и хотел ответить ей, объяснить, что Костоправ сидит в каждом, ему это не удалось. Все станет тенью, а потом — лишь имитацией себя. Никакой страх, никакая боль, никакая радость любви не будет такой глубокой, такой подлинной, какую дала ему Мэри. Нейл ушел, и мир снова оказался под контролем. Только привычность мыслей и чувств Томаса разделяла их. Разница была в нем, а стало быть, он был ничем.
Как и в это мгновение.
— Мамуля? — прошептал за спиной голос девочки.
Томас услышал, как глубоко Нора втягивает в себя воздух.
— Я люблю тебя, мамочка.
— И я тебя тоже, — с хрипотцой ответила Нора.
— Да-а-а-а, — сказала Рипли. — Но я правда, правда люблю тебя...
Слова были правильные, но мир, который придавал им смысл, был очень неправильным. Томас понял, что его сын тоже скоро проснется.
Тогда снова начнется этот нескончаемый крик.
— Люблю-ю-ю-ю... — проворковала его дочь улыбающимся голосом, в котором сквозили слезы.
— Тс-с-с... — хрипло произнес Томас. — Пора спать, детка.
Жизнь прокручивается, как кинолента... Всплески света... Надежда на то, что все обретет форму и реальность придет на смену иллюзиям... И ожидание неизбежной поломки, когда пленка, оплавляясь, начнет расползаться неровным пятном, обнажится скрытая основа, публика заулюлюкает — и останется только белый экран, залитый белым светом.
— Так больно, мамочка.