Пройдя семьдесят пять футов, я убавил силу тока и попробовал вглядеться в глубину под собой. Это было сравнимо с изучением изнанки собственных век. Вода была так холодна, что мои голые руки заныли. Засунув их в подогреваемые карманы костюма, я перевернулся на спину, чтобы посмотреть вверх, и увидел едва заметное светлое пятно в темной воде — а может, просто его вообразил.
Индикатор положения показал, что я отдрейфовал на сотню ярдов от катера, тогда я выровнял курс, а затем снова устремился вниз» Гнетущее давление воды все усиливалось, но, проигнорировав покалывание в глубине глаз, я ушел на глубину в сто пятьдесят футов.
Светящаяся стрелка индикатора показала, что я нахожусь на глубине в сто семьдесят пять футов. Так глубоко я нырял всего лишь один раз, в прозрачной воде Бермудского треугольника, когда надо мной сияло солнце тропиков, а голубое небо было покрыто облаками, похожими на чисто вымытых барашков. Цепляясь за это приятное воспоминание, я опустился на глубину двухсот футов.
Отдохнув еще немного, я снова ринулся вниз. Если верить Кармоди, то дно — на глубине тридцати пяти саженей, а стало быть, я уже должен скрести его носом. Поработав ногами, я проплыл еще примерно ярд…
Что-то коснулось моего тела, и я шарахнулся в сторону: это оказалось пышной веткой водорослей, которая слабо фосфоресцировала, излучая зелено-голубое сияние. Я достиг морского дна.
Я принял вертикальное положение, и ноги мои погрузились в мягкий ил. Высокий куст водорослей рос вертикально, видимо, здесь не было никакого течения. Вглядываясь во тьму, я не смог различить ничего, кроме призрачных морских растений, которые грациозно покачивались, потревоженные моим появлением. Я подумал, что если мне не шевелиться, замереть, они забудут о моем присутствии. Сейчас я медленно опущусь на мягкий ковер морского ила и буду отдыхать, наблюдая танец каких-то неведомых светящихся лент…
Тут я вспомнил предостережение: «Картины морского дна усыпляют». Я попытался двигаться, потом оставил эту попытку — слишком уж было тяжело, — потом подпрыгнул, заработал руками и ногами, чтобы сбросить дремоту, обволакивающую, словно теплое одеяло. Мне показалось, что я боролся довольно долго, пока не повис в воде, тяжело дыша.
Стрелка индикатора показала двести двенадцать футов глубины. Наслаиваясь на прежний шум, в ушах зазвенел еще какой-то высокий, поющий звук. Сияние циферблата как будто ускользало, уплывало от меня и грозило исчезнуть совсем… Я упустил из виду это единственное светящееся в темноте пятно, и вдруг вместо него замелькали разнообразные красочные пятна, они вертелись вокруг меня, словно расплавленная радуга, я закружился в их вихре, а они, сопровождая меня, пели зовущими сладкими голосами. Теперь я двигался меж высоких столпов холодного огня, я плыл к месту, куда нет доступа, — так бывает только во сне, когда душа, свободная от тела, устремляется к золотому сиянию…