Давно это было. Очень давно...
В Сербию меня взял мой сослуживец. После Афгана его жизнь так и осталась связанной с войнами. Где добровольцем, как он говорил «за идею», где «за деньги», он прошел все войны на территории бывшего нашего Союза. Числился в нескольких розысках, хранил дома какие-то полукустарные медали, отлеживался в госпиталях после ранений. При всем этом он был бессребреник и хлебосол, готовый последнюю тысячу истратить на друзей.
Он и сказал мне, что улетает сюда с отрядом добровольцев. Война эта была, по его словам, «за идею». И, недолго размышляя, я попросился с ним. В конце концов, что меня ждало в Москве? Пустой дом, в котором воют по ночам несбывшиеся надежды, неисполненные обещания.
Работа, которая, кроме ежемесячной хорошей пачки купюр, не приносит никакого удовлетворения? Пара симпатичных девиц, которым нравится моя молодость, щедрость и за которые они не против расплатиться со мной тем, что всегда с ними. И так год за годом до конца?
На все сборы мне хватило двух дней...
Так я опять попал на войну. Но это был уже не Афган. Не было грозных генералов, не было гор техники, оружия. Не было «дембелей», наград, воров-прапорщиков. Не было гнетущего чувства того, что ты просто винтик, деталь огромной боевой машины, которая, не замечая тебя, исполняет свою работу, круша, уничтожая, убивая живой, созданный людьми мир.
Эта война была другой. И для нее каждый, кто взял в руки оружие, был героем. И все были равны в этом добровольном выборе судьбы. Здесь операции чаще всего рождались не на картах высокоумных стратегов в далеких штабах, а делались нашими руками среди вершин, ущелий, лесов. Это не «мегавойна», где полк, дивизия — пылинка, мгновенная, как осенний лист.
Здесь наш отряд — целое соединение, которому уже несколько недель принадлежат десятки километров земли, живущей без войны за нашей спиной. И мы возвращаемся туда с передовой, как возвращаются домой. Нас встречают надеждой и почитанием. Нас встречают терпким холодным вином и жареным душистым мясом. Нас встречают поцелуи и страстные объятия женщин, истомившихся страхом за нас и нежностью к нам.
Это «правильная» война.
И теперь эта война вдруг подарила мне женщину. Злату. Я ничего не просил от этой земли, я хотел только отдать ей свою способность убивать ее врагов, уничтожать их танки, автомобили. Я хотел просто почувствовать себя кому-то нужным, я хотел почувствовать себя сильным рядом со слабыми. Большего мне не требовалось. Я не искал восторженных, нежных взглядов местных, с виду совсем восточных, томных горячих женщин. Я давно не мучался мужским невнятным томлением ночами, когда уже без горечи и ревности знал, что далеко-далеко в России та, моя, дарит свои ласки другому. Мне было все это давно безразлично.