Начав обмывать бывшего десятника возле бочки, и давно привыкнув к нему как молчащему почти всегда собеседнику, молодой опекун тихонечко разговаривал вслух и сам себе давал ответы:
— Что же нам с тобой делать? Город мы знаем? Совсем никакой информации. А какие здесь порядки? Понятия зеленого не имеем. К кому обратиться за помощью? Ни друзей тут у нас, ни союзников. Даже сочувствующих пока не наблюдается. Разве что удастся переговорить с такими же рабами, как и мы. Одна надежда, что за парочку дней пребывая именно здесь, хоть что-нибудь прояснится. Потому что если мы доберемся до поместья этой кровожадной герцогини, то нас там быстро на потеху диким кабанам скормят. — Заметив, что подопечный смотрит на него с некоторым осмыслением, спросил: — Или тебе и кабаны не страшны?
И совсем неожиданно получил в ответ встречный вопрос:
— А ты кто?
Подобное уже не раз звучало из уст умственно неполноценного человека, поэтому его опекун, не прерывая банные процедуры, стал терпеливо напоминать:
— Меня зовут Уракбай. Ну, вспомнил? У-рак-бай! Я твой сослуживец и теперь тебя опекаю как старшего брата. Опять все забыл? Посмотри на меня внимательно и повтори: Уракбай.
Вместо повторения последовал второй вопрос:
— А где мы сейчас, Уракбай?
— Как видишь, Заринат, в этом вот сарае. Сейчас помоемся и прилично оденемся.
— И почему ты меня все время называешь Заринатом?
Опекун тяжело вздохнул: опять у его сослуживца очередное помутнение в мозгах:
— Да потому, что ты Заринат, мой бывший сослуживец. Мы служили в одной сотне, только ты был в чине десятника. Итак, запомни хорошенько свое имя…
— А зачем?
— Иначе нам будет очень, очень плохо, — стал терять терпение Дельфин. — Мы в таком месте, где тебе лучше всего меня слушаться с полуслова. Помалкивать когда намекну и выполнять все мои установки!
— Установки…? — после этого слова, ветеран ордынской армии вновь впал в коллапс. Хотя, как оказалось, минуты помутнения, на самом деле были коротким периодом просветления. Кремон Невменяемый опять вернулся в этот мир на ничтожно малое время:
«Да что за напасть такая! Ничего не могу вспомнить! И вообще, почему это он меня омывает, словно безрукую девственницу? И ведь вон как старается, чтобы ожоги не зацепить… Стоп! Ожоги откуда взялись? Значит, все-таки я пострадал в Гиблых Топях? Скорей всего именно меня там ураганом и прижгло… Ага, и десятником я вроде как раз там служил. Но вот этого Уракбая в нашей сотне точно не было! Да и вообще в полку наемников. Уж с моей-то памятью на лица и ошибиться не могу. Или могу? Странно, если я о себе ничего не помню, все словно в тумане шевелится вокруг, то почему бы мне и лицо этого парня не перепутать? Нет! Теперь точно уверен: не было среди наемников такого молодого воина ни одного. Разве что он Эль-Митолан, и себе внешность настолько изменил. Так, а я кто? Я ведь тоже колдун. Так почему себя не лечу? Надо бы глянуть что со мной… Ага, он сказал про «Установки»? Но откуда он знает государственную тайну о Трактате? Неужели провокатор?! Точно! Меня скорей всего отыскали огиане и теперь подсадили ко мне в сарай человека, очень похожего по происхождению на Биная Кузласа, по прозвищу Меченый. А зачем? Все равно ведь ничего не добьются! Хотя скорей всего и пробовали меня допрашивать под воздействием Сонного Покрывала, да прокололись. Вот и решили древний проверенный метод использовать. Надо будет теперь возле этого Уракбая держать ухо востро и следить за каждым своим словом. И если он меня хочет называть Заринатом — зачем возражать? Мне ведь не трудно откликнуться и на это имя…»