Ей еще повезло, что отец вовремя появился.
Если бы они с Мэтом стали близки, то, узнав правду, она никогда не избавилась бы от боли.
Ей сейчас очень больно — о, еще как! Но по крайней мере хоть гордость удалось сохранить…
Прерывисто вздохнув, она закрыла глаза.
Уже ведь близка была к тому, чтобы признаться ему, что собирается порвать с Фрэнком, бросить свои магазины и вернуться в Бостон… Она немедленно все это исправит — сразу, завтра!
Когда Мэт спустился во дворик, она все еще полулежала в шезлонге. Он подсел к ней. Глаза ее были открыты.
— Ты что, не ложилась всю ночь?
С наигранной безмятежностью она потянулась.
— Похоже, так.
— Как все прошло? — озабоченно поинтересовался Мэт.
Она ответила не сразу, не зная, с чего начать.
— Не удивляйся, если отец сегодня вдруг извинится перед тобой.
У Мэта изогнулась левая бровь.
— Он даже согласился, не дожидаясь возвращения Филипа с Рут, вернуться в Бостон.
— Как же тебе это удалось? Что ты ему сказала?
— Главное — как я это сказала. Зла была, Мэт. Не думаю, чтобы он прежде видел меня такой.
Халатик у нее на груди распахнулся, выглянула майка. Мэт потянулся и двумя пальцами еще немного приоткрыл халатик. Прочел: «Летайте как птицы в Фрипорте!», улыбнулся.
Она и забыла, что натянула вчера вечером после душа. Мэт убеждал ее впредь самой распоряжаться своей жизнью, освободиться от диктата отца. А сам не в состоянии оказался следовать своему же собственному совету: все еще связан со своим прошлым, и, как выяснилось, навсегда.
— Итак, все удалось?
— Да, мы хорошо поговорили. Я ему все-все высказала.
Мэт улыбнулся своей чарующей, загадочной улыбкой.
— Кейла Брейтон, вы никогда не перестанете удивлять меня.
Кейла смотрела в сторону, хмурилась.
— Когда у него рейс? — осведомился Мэт.
— Собираемся заказать первый утренний.
— И не скажем Рут, что он был здесь?
— Ни слова. Единственное, что ты можешь ей сказать, — это что я ему звонила, долго с ним разговаривала и добилась, что он полностью изменил свое отношение ко всему.
Безоблачное выражение исчезло с лица Мэта.
— А почему не ты сама?
На сердце у нее стало еще тяжелее.
— Мэт, давай спустимся на пляж.
Настороженно вглядываясь в ее лицо, он встал и пошел за ней к воротам. Молча дошли до самого края воды, и к тому времени он тоже погрустнел.
— Сегодня я возвращаюсь прямо отсюда в Чикаго, — наконец выговорила она, стоя неподвижно, изучая солнечные блики на поверхности воды.
Услышала, как он тяжело вздохнул, потом будто перестал дышать.
— В Бостоне я не нужна теперь. Отец пообещал мне, что ничем ее не расстроит.