Потому и ерзал сейчас одноглазый на камушке. Ерзай, ерзай, собачий хвост!
– Говори, что про убежавших слышал? Поди, погоня была?
– Да ничегошеньки не знаю, господине. Аз грешный сюды, в Ревель-от, ране ишо был послан, Богоматерью клянусь, Тихвинской!
– Не погань языком своим святое имя, иначе враз головенку отрежу! – Олег Иваныч замахнулся мечом, и шильник испуганно вжал голову в плечи.
– Точно не знаешь?
– Да клянусь…
– Ну, тогда не надобен ты мне боле, – Олег Иваныч недобро усмехнулся. – Сдам я тебя городским властям, пущай башку рубят – про законы супротив пиратов, небось, слыхал?
Одноглазый пал на колени:
– Не губи, боярин! Может, еще пригожусь!
– За каким хреном? Вставай давай, а то прямо здесь прикончу. У, пиратская морда!
– Не торопись, князь, – пойманный неожиданно успокоился и вперился в Олега Иваныча единственным глазом. – Я ведь и еще кой-что знаю. Для ревельского рата бесполезное, а вот для тебя… О Софье-боярыне сказать ли?
Софья? Олегу Иванычу показалось, что он ослышался. Ну откуда эта пиратская морда… хотя…
– Говори, собака! – Олег вытащил меч.
– Остынь, остынь, боярин. Все скажу, все. Только слово сперва дай.
– Какое еще тебе слово?
– Что отпустишь, когда все, как на духу, поведаю.
– А если палача позову?
– Кат? Так те мои слова кату без надобности, а с перепугу мало ль что наболтать можно. Так получу слово?
– Ладно. – Олег Иваныч махнул рукой, лень ему было как следует пытать эдакого морального урода. – Считай, получил.
Дождь шел все сильнее, все чаще стучали по траве капли, за камнем собралась уже изрядная лужа. Олег Иваныч не обращал внимания на дождь, даже плащ не накинул на плечи, так и держал в руке, ибо одноглазый поведал такое…
Во-первых, боярыню Софью пиратам заказал Ставр. Через их посредников в Нарве. Ну, об этом Олег Иваныч и без него давно догадался. Спутников Софьи приказано было убить, то, что они все-таки остались живы, – целиком на совести пиратского вожака, голландца Хорна ван Зельде, имевшего на новгородцев свои виды явно коммерческого характера. Что делалось после побега пленников – одноглазый, похоже, и вправду не знал. Зато знал другое! Вернее – другого. Ушкуйника Олексу, за слова о котором многое бы дали и сам Ставр, и софейский владыка Феофил, и бывший ключник Пимен. По словам одноглазого, отыскал-таки Олекса место, где чеканят фальшивые деньги. Вызнал – и кто чеканит, и зачем. За что и поплатился жизнью. Это – во-вторых… Ну, а в-третьих… В-третьих – наконец-то признал одноглазого Олег Иваныч, недаром тот таким знакомым казался. Вот как только заговорил про Олексу да про Обонежье, так и признал! Вспомнилась распятая на бревне тихвинская проститутка Тонька-Зараза – неплохая, по сути, девка – зверски убитая, с отрезанным языком… за то, что болтала лишнее о банде Тимохи Рыси. Вспомнилась и корчма на окраине Тихвинского посада. И ее одноглазый хозяин…