– Вот брехло! – расхохотался Палваныч. – Уморил, самозванец шелудивый… «Маркиз»! Ну, комик!
Солдат катался по телеге, держась за живот.
– Ах, вы не верите?! – вспылил пес. – Что ж, вы неотвратимо пожалеете. Прощайте!
Шванценмайстер в башмаках соскочил наземь и затопал к ближайшему чернеющему в темноте кустарнику, за которым начиналась очередная роща. (Россиянам эти мелкие, в основном кленовые леса порядком поднадоели.)
– Эй, вернись, Шварценеггер, или где ты как… – позвал Дубовых. – Не обижайся! Просто смешно звучало.
Пес не оборачивался, упрямо удаляясь от дороги. Фигурка Шванценмайстера растворилась в глубоких сумерках.
Прапорщик покричал еще, затем спохватился: упускать кобелька не входило в его планы. В припадке благоразумия Палваныч не стал вызывать черта, сидя в повозке. Слез, отошел в сторону.
– Аршкопф!
– Я!
– Задержать пса!
– Не имею возможности, товарищ прапорщик, – жалобно пропищал бес.
– Руки отсохли? – прорычал командир.
– Нет, не чувствую я его, – захныкал нечистый.
– Ну так не стой истуканом, он вон в те кусты побежал!
Черт исчез и не появлялся минут пятнадцать.
Затем вернулся.
– Прошу прощения, объект не обнаружен.
– Вот, ядрена сыть, кусты! Вон роща. И ты говоришь, что объект не обнаружен?! Ты же мне еще не такое приносил, рогатый ты козел!
– Товарищ прапорщик, очень зря вы меня козлом обзываете. Плохая примета… – тихо сказал черт. – Я, как вы, наверное, забыли, ищу магическим зрением. Нет вашего кобеля ни в кустах, ни рядом. Не вижу, понимаете? И, ко всему прочему, не чихаю. А у меня на псину всегда чих начинается.
– Аллергия? – спросил с телеги Коля.
– Что? – не понял бесеныш.
– Неважно. – Солдат спрыгнул и приблизился к Палванычу и Аршкопфу. – А знамя ты чувствуешь?
– Нет. – Хвостатый ефрейтор совсем увял. – Оно у вас священное. Пока не увижу или не дотронусь, не ощущаю. Зато ожоги от касаний до сих пор болят.
Черт показал руки, но люди не распознали впотьмах волдырей на розовых ладошках и подпалин на шерсти.
– Да, ты здорово тогда схватился и орал, как ошпаренный, – припомнил Коля.
– Все, кончайте болтать. Аршкопф, вольно. А мы с тобой, Лавочкин, будем готовиться к ночевке. Только отъедем подальше. Я так понимаю, кобель исчез. А он вряд ли маг. Стало быть, тут нехорошо, нечисто тут.
Луна, прикрытая легкой пеленой облаков, немного освещала тракт. Проболтавшись в повозке еще полчаса, путники свернули с дороги и разбили лагерь за огромным валуном.
Место было удачным. Рядом оказался пруд, вокруг нашлось много сушняка. Костер получился добротный.
Распрягли кобылку, напоили, привязали пастись. Спать решили в телеге. Съели по цыпленку, выпили пива (теперь Лавочкин имел право на употребление этого живительного напитка) и улеглись, укрывшись сворованными у Гюнтера с Петероникой одеялами.