Одет парнишка был вполне даже прилично: белая, с вышивкою, рубаха, приталенный длинный кафтан темно-зеленого аглицкого сукна, украшенный серебристой плющеной проволочкою – битью, с кручеными веревочками-застежками – канителью – от ворота до самого низу, на ногах – алые сапожки, волосы аккуратно причесаны, в руках – беличья шапка.
Войдя во двор, гость еще раз поклонился:
– Спаси тя Господь, господине!
– Да что ты все кланяешься? – раздраженно бросил Иван и вдруг застыл, с удивлением вглядевшись в парня. – Постой, постой… Господи, да ведь ты Игнат, кажется!
Да уж, в этом прилично одетом, уверенном в себе пареньке сейчас было трудно признать того плачущего заморыша, что еще так недавно висел на дыбе под кнутом палача Елизара.
Гость улыбнулся:
– Признал, господине! Извиняюсь, что побеспокоил, – заглянул ненадолго и от дел никаких не оторву. Просто зашел поблагодарить за свое спасение… И вот сказать… Ежели, господине, не дай Бог, хворь с тобой какая-нибудь приключится, ты к лекаришкам немецким не ходи, а иди к моей матушке, Олене, – уж она-то от любой хвори вылечит. Мы на Поварской живем, в Земляном городе.
– На Поварской… – задумчиво повторил Иван. – А, знаю! Недалеко от Чертолья.
– Ну да, там рядом, – отрок улыбнулся. – И вот еще что. Матушка вчера гадала – сказала, опасность для тебя есть немалая.
– Что? – Юноша вскинул глаза и тут же рассмеялся. – У меня, вообще-то, вся жизнь в опасностях – служба такая, тут и гадать не надо.
– Извести тебя хотят, господине! – твердо заявил Игнат. – Про то и предупреждаю.
– Извести? – Иван хохотнул. – Интересно, кто?
– Точно не ведаю, но мыслю – тот самый дьяк, что меня пытал.
– Ондрюшка? – удивился Иван. – Ему-то с чего? Ну, вот что… – Юноша рассердился, и в тот же миг за воротами послышались знакомые голоса Прохора с Митькой.
С хохотом завалив в распахнутую калитку, парни споткнулись о разбросанные дрова и сходу принялись шутить:
– Эко, Иване! Ты пошто поленницу не сложил? Иль поленился?
Отрок еще раз поклонился и попятился:
– Ну, я пойду, господине. Ежели что, приходи на Поварскую – примем с честию.
Иван лишь отмахнулся и в нетерпении повернулся к друзьям:
– Ну, рассказывайте! Да чего ржете-то, словно лошади? Пьяные вы, что ли?
– Ну, зашли по пути, выпили, – признался Прохор. – По паре стакашков бражки.
– Да немного, – поддакнул Митрий. – Не опьянели, не думай. А смеемся от веселья.
Иван хмыкнул:
– Ну, ясно, не с грусти. Так чего веселитесь-то?
Прохор посерьезнел первым:
– Михайлу Пахомова помнишь? Ну, который при само… тьфу, при Дмитрии был?
– Ну, помню…