– Ты смотри, Микита, – горько жаловался немолодой уже ратник в серой поддеве со ржавыми пятнами от доспехов. – Пять десятков тыщ народу пригнали! Пять десятков тыщ! А крепость-то крепость… Тьфу! Для осады и тыщи хватит. И посошников зачем-то пригнали… Понимаю, конечно: пушки, ядра да зелье на чем-то возить надо. Однако наступать-то никто не торопится?
– А зачем, дядько Лявон? – смачно зевнул Микитка – вихрастый парень с круглым веснушчатым лицом. – Чего нам, тут плохо?
– Да затянулось все слишком, вон что! Тсс! – Дядько Лявон поднял с земли короткую, с блестящим широким лезвием пику – совню, – прислушался. – Вроде идет кто-то?
Микитка тоже насторожился, услыхав чьи-то приближающиеся шаги:
– А ведь и верно – идет! Похоже, проверка!
– А может, хрестьяне здешние чего продать привезли? – Ратники обрадованно переглянулись. – Мы бы первые у них и купили б…
– Эй, стой, кто идет!
– Не идет, а едет, – продравшись сквозь кусты, уже тронутые маленькими клейкими листиками, перед воинами возник хитроглазый мужичонка в распахнутом ввиду тепла армячке. Кивнув, ухмыльнулся:
– Здорово, дядько Лявон, и ты будь здоров, Микита. Я смотрю, вы снова на страже. Что, больше ставить некого?
– Не, это ты, Макарий, все в нашу стражу приходишь, – засмеялся Лявон.
– Не прихожу, а приезжаю, – поправил Макарий. – Два воза у меня в грязи застряли, у балки. Помогли б вытащить…
Лявон махнул рукой:
– Поможем, ништо… Верно, Микита?
– Конечно, поможем, дядько Лявон. Макарий, ты чего в этот раз привез-то?
– Квасу две корчаги, да мучицы чуть, да рыбы… рыбы много.
– А пирогов, пирогов не напекла твоя баба? Я бы полдюжины взял.
Макарий засмеялся:
– Напекла, а как же! Еще теплые. Ну, пирогами я вас и так угощу, забесплатно, коли уж поможете возы вытолкать. Я-то, ишь, думал, подсохнет, ан нет – сыровато. Да и рано еще… Думаю, поеду-ка сегодня поране других – скорей расторгуюсь да за дела.
– Это ты правильно решил.
Бережно припрятав совни в березняке, ратники, прибавив шагу, пошли вслед за Макарием.
Утреннее апрельское солнышко еще таилось за деревьями, за ближним лесом, но первые – самые проворные – лучи его уже золотили вершины берез. Благостно было кругом, лишь парила на опушке земля, да радостно пели птицы.
– Жаворонок, – спрыгнув с воза, улыбнулся Митрий. – Ей-богу, жаворонок!
Прохор скептически покачал головой:
– Какой же это жаворонок? Жаворонок вовсе и не так поет. Это малиновка.
– Да рано еще малиновке.
– Ладно вам спорить, – передернув плечами, Иван поплотнее запахнул армяк. – Что-то озяб, скорей бы солнышко вышло.