Три дня весь народ плясал, пел и веселился, сотрясая весь тигремт до основания, и вопреки запрету шариата многие были навеселе. Пальба из мушкетов часто перекрывала весь этот шум, отдаваясь в сердце скупого Бенхима похоронной музыкой.
– Вот уж никак не ожидал увидеть у берберов такого веселья! – восклицал Арман. Он распространял вокруг себя аромат винного перегара, но и Пьер был не лишен возможности отвести душу, и потому им было на это наплевать.
– А у меня все равно на душе неспокойно, Арман, – заметил Пьер. – Марсель не выходит у меня из головы. Я чувствую, что могу не выдержать столь долгого ожидания и сорваться. Так что ты следи за мной, друг.
– Не беспокойся, Пьер. Я не позволю тебе совершить такую ошибку.
– Да, да, пожалуйста. Тебе сейчас не так тоскливо, как мне, у тебя есть отдушина, ведь так?
– Вроде того.
– Что за ответ? У тебя что, не все в порядке?
– Думаю, что не все, Пьер.
– Как тебя понимать? Объясни.
– Захра что-то изменилась ко мне. Не чувствую в ней огня. Как бы она не отшила меня. Это будет слишком тяжело, Пьер.
– Да что ты говоришь! Неужели это тебя так заботит? У тебя же есть и первая возлюбленная. Неужели ты полностью забыл ее?
– Пьер, какая возлюбленная! По сравнению с Захрой она просто ослица.
– Тогда мне нечего опасаться за тебя, Арман. Вскоре и Захра станет у тебя ослицей, а то и хуже.
– Как ты можешь так говорить! Это не женщина, это… – и Арман сделал красноречивый жест, который должен был означать высшее наслаждение и восторг. – Даже слов подобрать не могу, Пьер. Кстати, она расспрашивала о тебе. Интересно послушать?
– Меня это не интересует, Арман. У меня другие заботы и мысли.
– Если бы ты узнал ее ближе, то изменил бы свое мнение, поверь мне. Ведь я достаточно знаю женщин.
– Да что говорить о пустяках, давай лучше отвлечемся, пока есть такая возможность. Зима скоро пройдет, и нас ожидает путь домой! Как хотелось бы приблизить это время! О Господи! Помоги мне в этом трудном ожидании!
Отшумели праздничные дни. Пьер снова интенсивно стал работать, ибо мушкетов прибавилось, прибавилось и учеников. Шамси выполнил обещание и привез два десятка ружей и много пороха. Пули же пришлось отливать самим.
Шамси был высоким стройным мужчиной лет за тридцать. Черные глаза его обрамлялись точеными черными бровями и выглядели жесткими, пристальными. Короткие усы и бородка придавали лицу некоторую мягкость, но в общем он казался волевым и отчаянным человеком.