— Ты говоришь, что самое разумное объяснение — это, что Бог взял Своих и оставил остальных?
— Именно это я хочу сказать.
— Папа, я не хочу этого слышать.
— Хлоя, посмотри, наша семья — типичный пример того, что случилось. Если я прав, то вполне логично, что двое исчезли, а двое остались.
— Ты считаешь меня большой грешницей?
— Послушай, Хлоя. Кем бы ни была ты, но я — грешник. Тебя я не сужу. Если я прав, мы что-то упустили. Я всегда считал себя христианином, главным образом потому, что был так воспитан и не был иудаистом.
— И теперь ты заявляешь, что ты — не христианин?
— Я думаю, что христиане оставили нас.
— Выходит, и я тоже — не христианка?
— Ты — моя дочь и единственный оставшийся со мной член моей семьи. Я люблю тебя больше, чем кого-либо еще на земле. Но если ушли христиане, то я считаю, что никто из оставшихся — не христианин.
— Ты хочешь сказать, что это были своего рода суперхристиане?
— Да, просто подлинные христиане.
— Папочка, но в этом случае, что представляет собой Бог? Больной диктатор-садист?
— Осторожно, дорогая! Ты считаешь, что я не прав. А если я прав?
— Тогда Бог — злопамятный, мерзкий, подлый. Кто захочет отправиться на небеса к такому Богу? — Если там твоя мама и Рейми, то я хочу туда, к ним.
— Папочка, я тоже хочу быть вместе с ними! Но скажи мне, как это связать с любящим, всепрощающим Богом? Когда я ходила в церковь, я устала от бесконечных проповедей о том, какой любящий у нас Бог. Он ни разу не отозвался на мои молитвы, я ни разу не почувствовала, что Он помнит обо мне, заботится обо мне. Теперь ты говоришь, что у меня все было в порядке. А Он так не считает. Я не получила Его аттестата и была оставлена здесь. Лучше тебе думать, что ты не прав.
— Но если я не прав, то кто же прав, Хлоя? Где они? Где все?
— Ты ухватился за идею о небесах, потому что так тебе легче. Но мне от этой идеи только хуже. Я ее не принимаю, не хочу даже говорить о ней.
Рейфорд прекратил этот разговор и включил телевизор. Возобновились некоторые обычные программы, но он поискал сводку новостей. Его поразило, что он услышал странное имя нового румынского президента — Карпатиу, о котором он недавно читал. Он должен был прибыть в субботу в Нью-Йорк в аэропорт «Ла-Гардиа» и дать пресс-конференцию в понедельник, до выступления в ООН.
Итак, аэропорт «Ла-Гардиа» открыт. Предполагалось, что Рейфорд полетит туда в понедельник вечером, рейсом, на который уже были распроданы все билеты. Он позвонил в «Панкон».
— Хорошо, что вы позвонили, — сказал диспетчер, — я уже собирался сам это сделать. У вас не просрочена аттестация на семьсот пятьдесят седьмые?