— Мы будем видеться часто, — сказал он. — Ты ведь приезжаешь на свидания с отцом, когда он пролетает через Нью-Йорк. А у меня есть причины бывать здесь.
— Какие такие причины? Ведь Чикагское бюро закрывается.
— По этой вот причине, — сказал он, еще крепче обнимая ее. Она снова стала плакать.
— Прости меня, — с трудом проговорила она. — Это становится слишком тяжело.
— Я понимаю.
— Нет, ты не понимаешь, Бак! Ты не можешь утверждать, что ты так же волнуешься за меня, как я за тебя.
Бак уже думал о том, как он поцелует ее первый раз. Он надеялся, что когда-нибудь, в конце вечера он просто коснется губами ее губ, пожелает ей доброй ночи и убежит. Ему не хотелось в этот первый раз встретиться с ее реакцией, не хотелось повторения поцелуя. Это должно было стать чем-то особым и очень значительным, но вместе с тем коротким и непритязательным, на чем они могли бы строить свои отношения потом.
Но сейчас он хотел, чтобы она знала о его чувствах. Бак испытывал досаду на самого себя за то что, умея хорошо писать, он не был способен сказать ей, как много она для него значит.
Он слегка отступил и взял ее лицо в свои руки. Сначала она сопротивлялась, пытаясь снова спрятать лицо у него на груди, однако он настаивал, чтобы она посмотрела на него.
— Я не хочу, чтобы ты так говорила со мной.
— Но, Бак, это ведь так и есть… Он наклонил голову, так что его глаза оказались совеем близко от ее глаз.
— Никогда больше не говори так! — сказал он. — Ты слышишь меня? Не предполагай этого, даже не думай об этом. Ты не можешь переживать за меня больше, чем я. В тебе — вся моя жизнь. Я люблю тебя, Хлоя. Неужели ты этого не знаешь?
Бак почувствовал, что она буквально отпрянула от него, когда он сказал о своей любви. Ее слезы потекли но его рукам. Она заговорила:
— Как я…
Бак буквально поглотил своими губами ее губы, не давая ей продолжить. Это совсем не было похоже на легкое касание. Она подняла руки, обвила ими его шею и крепко прижималась к нему, пока они целовались.
Потом она быстро отступила и прошептала:
— Ты сказал это только потому, что уезжаешь и… Бак не дал ей закончить фразу новым поцелуем. Спустя мгновение он коснулся кончиком носа ее носа и сказал:
— Больше не сомневайся в моей любви. Обещаешь?
— Но, Бак…
— Обещай!
— Обещаю! Я тоже люблю тебя, Бак.
* * *
Рейфорд не уловил того момента, когда уважение и восхищение Амандой Уайт перешло в любовь. Она все больше нравилась ему, он стремился все чаще видеть ее. Постепенно они стали чувствовать себя уютно и спокойно в обществе друг друга, привыкли касаться друг друга во время разговора, браться за руки, обниматься. Но когда Рейфорд понял, что скучает по Аманде, не видя ее всего лишь сутки, что не может не позвонить ей, когда полеты разлучают их на несколько дней, он осознал, что зреет что-то серьезное.