Москве на такой могиле стоит плита с надписью:
"Общая могила № 1. Захоронение невостребованного праха за период 1930–1942 г. включительно".
Двенадцать Шмулей Шмулевичей
Было это все в тридцать седьмом. Когда Иванова ввели в камеру, он оказался тринадцатым. "Тьфу, чертова дюжина", — подумал он и стал знакомиться.
— Александр Иванов.
— Шмуль Шмулевич.
— Александр Иванов.
— Шмуль Шмулевич. И так двенадцать раз.
— Что за чертовщина? Вы что, родственники? — спросил Иванов маленького черненького Шмуля Шмулевича.
— Нет.
— А как же вас подбирали?
— Так и подбирали, гражданин Иванов, по фамилии.
— Зачем?
— Не знаем.
Через пару недель, когда всех двенадцать Шмулей Шмулевичей протащили сквозь следствие, все более или менее разъяснилось.
В Москве на следствии один из арестованных, «вспоминая» все свои преступные связи, назвал и некоего Шмуля Шмулевича из Бердичева. Из Москвы в Бердичев последовала телеграмма арестовать Шмуля Шмулевича как троцкиста и врага народа. Но в городе оказалось двенадцать Шмулей Шмулевичей — один скорняк, другой мясник, третий портной, и ни одного близкого к политике.
Однако приказ есть приказ. На всякий случай арестовали всех и все двенадцать получили свои стандартные десять лет.
Беня Шик из Тирасполя
Еврей-контрабандист из Тирасполя не ел трефного, а ел только кошерное: питался одними галетами, отказываясь от тюремной похлебки. Он назвал своего сообщника — Беня Шик из Тирасполя. Через неделю его вызвали на допрос.
— Этот? — спросили у него.
— Нет, — сказал контрабандист.
— А кто же твой сообщник?
— Беня Шик из Тирасполя.
— Так это же Беня Шик из Тирасполя.
— Может быть, но это не он.
— Так кто же твой сообщник?
— Беня Шик из Тирасполя.
Ситуация повторилась: вскоре нашли третьего Беню Шика из Тирасполя.
И вот уже четыре еврея не ели в камере трефного и ели только кошерное. Вскоре их стало десять. И на этом приток сообщников прекратился: Бень Шиков в Тирасполе больше не было.
Контрабандист получил пять лет по статье за контрабанду. А так как у девяти Бень состава преступления не было, по нормальной статье осудить их было нельзя, а выпускать — неудобно, то всем тираспольским евреям дали по десять лет как политическим — благо для такого обвинения аргументы не были нужны.
В это время за контрабанду давали пять, а ни за что — не меньше десяти лет.
Благодарность
Артист МХАТа Борис Петкер и его жена Лидия рассказывали мне о судьбе их приятеля.
Иван Григорьевич Канашвили был в Грузии крупным врачом, лечил Сталина и Берия. Однажды его вызвали на дачу к Сталину.
Приехавшие за ним люди в штатском осмотрели содержимое чемоданчика с инструментами и лишь после этого повезли Ивана Григорьевича на дачу. Его провели в комнату, в которой лежал личный секретарь Сталина. У больного оказался дифтерит. Врач распорядился провести в доме дезинфекцию и попросил Сталина уехать, чтобы не заразиться. Секретаря удалось вылечить.