Любите ли вы товарища Сталина? — и пристально смотрит в глаза. Панферов объясняет:
— Я люблю партию, народ, а их лучшим воплощением является товарищ Сталин, поэтому я люблю товарища Сталина.
Сталин встает, ходит, курит. Неожиданно останавливается рядом с Панферовым и спрашивает в упор:
— Как вы относитесь к Яковлеву? Что вы думаете о нем?
— Раз Яковлев арестован, значит, виноват перед партией и народом, но ко мне Яковлев относился хорошо, никогда не обижал и даже похвалил мои "Бруски".
— Похвалил… Мы ему сказали наше мнение — и он похвалил.
Похвалил… Наше это было мнение, а не его.
Опять ходит, курит. Неожиданно останавливается и спрашивает, как на допросе:
— А каковы ваши отношения с Варейкисом? (Иосиф Михайлович Варейкис — секретарь одного из обкомов — был расстрелян, а о нём много писалось в первых частях "Брусков".) Почему вы в своем творчестве так много внимания уделяете Варейкису? Вы его любите?
Панферов начал сбивчиво оправдываться. Сталин, не дослушав, перебивает:
— Варейкис тебя вербовал?
Панферов теряется от такого странного и опасного вопроса. Он понимает, что любой ординарный ответ грозит смертью. Говорит, истово перекрестившись:
— Ей-богу, нет, не вербовал.
Ответ произвел на семинарскую душу Сталина впечатление, и он сказал:
— Правильно, Варейкис знал, кого надо вербовать. Панферов понял, что Сталин «ревновал» и тщеславно хотел, чтобы в произведениях Панферова было написано о нем, а не о Варейкисе. В последних частях «Брусков» Панферов уделил Сталину необходимое внимание.
Взаимопонимание
Банкет в Кремле. Сталин прохаживается вдоль празд ничного стола, попыхивая трубкой. Длинный величальный тост в честь Сталина произносит Алексей Толстой. Он говорит долго, употребляя все более и более превосходные степени и все более высокие эпитеты. Сталин ходит, слушает, потом останавливается около Толстого, хлопает его по плечу:
— Хватит стараться, граф.
Ковер и вдохновение
В 30-х годах Алексей Толстой посетил ВСХВ (Всесоюзную сельскохозяйственную выставку — ныне ВДНХ). В павильоне Узбекистана он долго стоял перед роскошным ковром. Его десять лет вручную ткали несколько десятков мастериц. Это было чудо коврового искусства. Писатель пошел к директору павильона и попросил продать ему этот ковер. Директор ответил, что при всем величайшем уважении к знаменитому литератору это невозможно, ведь ковер — народное достояние и музейная редкость.
Вернувшись домой, Толстой так затосковал по ковру, что решился позвонить Сталину и рассказал о своей работе над романом «Хлеб», над образом товарища Сталина. Затем Толстой пожаловался, что работа идет не всегда хорошо, так как он лишен уюта, который может создать приглянувшийся ему ковер. Однако, к сожалению, его нельзя купить.