— Не расстраивайся! Мы тебя в обиду не дадим! Я поговорю с Климом, с Анастасом, мы все за тебя заступимся, и все будет в порядке.
На следующем заседании Политбюро Сталин резко выступил против Рыкова, обвиняя его в том, что он неразоружившийся правый. Орджоникидзе горячо заступился за Рыкова и обратился за поддержкой к Ворошилову, Микояну и другим членам Политбюро, но они, потупя взор, молчали.
Увидев разногласия в оценке Рыкова, Сталин объявил этот вопрос неподготовленным и несозревшим. Обсуждение было перенесено.
Орджоникидзе вновь успокаивал Рыкова: "Мы не дадим тебя в обиду!" Однако Орджоникидзе умер якобы по причине сердечной недостаточности. Рыков сказал: "Серго нет. Я погиб".
Вскоре на заседании Политбюро Сталин опять поставил вопрос о правотроцкистском уклоне Рыкова, и за него уже никто не заступался.
Рыков вернулся домой почти невменяемым. Он молча ходил по комнате, хватался за голову, произносил что-то невнятное.
Жена Рыкова позвонила Сталину. Подошел Поскребышев. Она сказала, что ее муж в отчаянии, он хочет честно работать, и она просит товарища Сталина принять его, чтобы он мог объясниться и рассеять недоразумение. Поскребышев попросил подождать и отошел узнать мнение Сталина. Через несколько минут вернулся к телефону и сказал:
— Товарищ Сталин примет товарища Рыкова. Машина послана. Через полчаса пришла машина. Рыков уехал к Сталину. Семья больше никогда его не видела. Вскоре и жену, и дочь Рыкова арестовали.
Новый Моисей
Карл Радек сказал: "Моисей вывел евреев из Египта, а Сталин — из Политбюро".
Впрочем, одного оставил: Лазаря Моисеевича Кагановича — абсолютно своего человека. В связи с этим вспоминается мысль Гейне: хороший еврей лучше самого хорошего христианина, плохой еврей хуже самого плохого христианина. Не знаю, насколько верна эта общая характеристика, но по отношению к плохому еврею Кагановичу она более чем справедлива.
О том, как Радек доказывал, что он не верблюд
В 1936 году в связи с делом Каменева и Зиновьева на партсобрании в редакции «Известий» прорабатывали Радека.
Зачитали написанное им письмо, клеймившее "убийц и предателей" Каменева и Зиновьева, осуждавшее троцкизм. Руководство «Известий» получило от Сталина предписание не принимать раскаяния Радека и осудить его как двурушника, поэтому сразу же после чтения письма выступил секретарь парторганизации и сказал, что Радек не разоружился перед партией, его письмо неискренне и собрание не может принять его. Радек стал спорить:
— Почему неискренне? Я искренне осуждаю врагов народа, осуждаю троцкизм и критикую себя за прежние ошибки.