По сравнению со своими предшественницами, Анной Иоанновной и Анной Леопольдовной, Елизавета была сильной личностью. Народ ее любил. Те годы, на протяжении которых она для собственного развлечения общалась с простым народом, прежде всего с солдатами, послужили ей на пользу: в противоположность прочим недоступным властительницам, которых никогда не видали в лицо, ее хорошо знали, видели, как она ослепительно красива, Убедились в том, что она без усилия говорит на языке простого народа. Это окружило ее ореолом популярности на все время ее правления, отнюдь не носившего характера демократичности, а, наоборот, бывшего до крайности Деспотичным и самодержавным.
За все те двадцать лет, в течение которых она сидела на Русском престоле, ей и в голову не приходило сделать когда-нибудь что-нибудь для народа, разве что предоставлять ему время от времени пышные зрелища. А народу пять-таки не приходило в голову, что эти пышные зрелища, обходившиеся подчас в несколько миллионов рублей, устраивались за его собственный счет.
Елизавета поклялась, что не подпишет ни одного смертного приговора, и сдержала свою клятву. Но за время ее царствования более ста тысяч человек было сослано в Сибирь, заговорщикам вырезали языки, а от телесных наказаний – вплоть до тысячи ударов кнутом! – за эти два десятилетия в России умерло в ужасных мучениях гораздо больше людей, чем в остальных европейских странах от топора палачей. Елизавета любила солдат, но за малейшую провинность их наказывали сотней палочных ударов. Она любила крестьян, но ей и в голову не приходило смягчить крепостное право: мужик принадлежал своему барину, мог быть им продаваем, эксплуатируем до крайности, подвергаем любым телесным наказаниям. За самую ничтожную кражу барин имел право сослать мужика вместе с его женой в Сибирь, оставив детей у себя, и на это решение апелляции не существовало. Елизавета так же мало помышляла о реформах в данном вопросе, как и сами крестьяне; подобно последним, она считала, что порядки эти освящены Богом: так оно было, так есть и так всегда будет.
У нее вообще была тенденция оставлять все по-старому, или, правильнее выражаясь, устроить все опять так, как было при отце, Петре Великом. Усвоив себе эту программу правления, она и для того, чтобы доказать ее наглядно, поставила во главе правительства единственного еще оставшегося в живых питомца Петра – Бестужева. Но ей не хватало последовательности ее отца, и она придерживалась преимущественно внешней стороны его программы: европеизации и роскоши двора.