– Чего?
– Ну видение. Программы всякие, шоу там… – Он смотрел на меня почти с жалостью. Потом все-таки нашел на журнальном столике длинный пульт.
Экран сверкнул зеленоватым отблеском, неожиданно полился звук топающих ног и крики, а потом по горизонтальной поверхности замелькали маленькие объемные человечески, совсем живые. Мне казалось, что я разглядываю чужую реальную жизнь с высоты птичьего полета. На крошечных деревьях при желании можно было рассмотреть каждый листочек, а в воздухе порхали уменьшенные копии птиц. Потом над экраном засветились большие трехмерные буквы и приятный голос оповестил: «Двадцать восьмой канал представляет…»
– О! Так это телевизор! – обрадовалась я и, не глядя на Романа, вытащила из его мокрых рук пульт. – Очень любопытно.
Я плюхнулась на диван и стала быстро переключать каналы – в воздухе, как полубезумные, мелькали картины, словно выхваченные из жизни.
– У вас нет видения? – Рома, не шелохнувшись, следил за мной.
– Есть, конечно. Только называется оно телевидение, и у нас двухмерная графика. Ну понимаешь, – я глянула в его расцвеченное разноцветными пятнами от экрана лицо, – телевизор вертикальный, а картинка плоская. Здесь круче. – Передо мной стал изгибаться какой-то певец, неожиданно из динамиков донеслась песня, слова которой я знала наизусть, и по спине побежали мурашки. – Эту песню я знаю.
– Бывает, что наши артисты и в ваш мир на гастроли выбираются. – Роман ушел на кухню, откуда снова донесся звук лившейся воды и звон, похоже, разбиваемых тарелок.
– Что будем делать теперь? – Ия, кажется, была взволнована не на шутку. – Если это все дойдет до Альберта… Мне даже думать страшно, что может случиться.
– Не дойдет. Альберт обладает уникальной чертой: смотреть на результат, а не на пути его достижения.
– Да? За стычку в Индустриале он хорошо накатил, – фыркнула девушка.
– Индустриал ему не подчиняется, поэтому он психанул. Кроме того, твой бывший шеф как последний олух уже две недели гоняется за двадцатитрехлетним мальчишкой. Поверь, тот оказывается в разы умнее Анатоля и ускользает от нас.
Феликс любовался стройной фигуркой Ии и живым нервным личиком, пока девушка металась по его неубранной гостиной. От стены к стене, словно маятник, который никто не смог бы остановить. Порог этого дома уже несколько лет не переступала ни одна особа женского пола. Феликсу иногда казалось, что привести сюда чужую женщину – акт вандализма над всеми дорогими ему воспоминаниями. Растрепанная Ия с выбившимися из длинной косы светлыми прядями отчего-то очень гармонично смотрелась в его запущенном доме.