Переживать настоящее как восстановление сбывшегося — иллюзия, связанная с понятием времени. Это можно сравнить с детским восприятием, когда ребенок впервые сталкивается с рисунками на внимательность: например, надо найти семь отличий или одно небольшое. Такие игры вызывали у меня беспокойство, но и развлекали одновременно. В другой раз от меня требовалось «найти для короля выход из лабиринта, в котором он прячется», или показать, «в какую нору пролезть зайцу, чтобы выбраться из леса». Между тем на шестой год визитов к Фюсун застолья в их семье становились для меня все более тягостными. И Фюсун тем вечером это почувствовала.
— Что случилось, Кемаль? Тебе фильм не понравился?
— Нет, понравился.
— Тебе такие фильмы обычно не нравятся, — заметила она осторожно.
— Как раз наоборот, — возразил я и замолчал.
Внимание с ее стороны к моей грусти, к моему плохому настроению и к тому, что меня беспокоит, сам факт что она проявила участие за столом, при родителях, было особенным событием, и я смягчился, проронив пару слов одобрения о фильме и Грейс Келли.
— Все же у тебя сегодня очень плохое настроение. Не скрывай, пожалуйста, Кемаль, — просила Фюсун.
— Ладно... В этом доме что-то изменилось, чего-то не хватает, но никак не могу понять чего.
Все тут же переглянулись и рассмеялись.
— Лимон переехал в другую комнату, Кемаль-бей, — добродушно сказала тетя Несибе. — Мы все время удивлялись, как это вы до сих пор не заметили.
— И в самом деле, как я не заметил! А ведь я его очень люблю...
— Мы тоже его любим, — с гордостью произнесла Фюсун. — Я решила его нарисовать, вот клетку и забрала в другую комнату.
— Ты уже начала рисовать? Пожалуйста, покажи.
— Конечно.
Фюсун уже давно не делала рисунки птиц. Она бросила это занятие от хандры.
Мы вошли в дальнюю комнату, и я, раньше, чем самого Лимона, заметил недавно начатый рисунок.
— Феридун больше не приносит фотографий, — призналась Фюсун. —А я решила, чем рисовать с фотографии, лучше брать из жизни.
Ее спокойствие и то, что она говорила о Феридуне, словно их отношения остались в невозвратном прошлом, мгновенно вскружило мне голову. Однако я сдержался.
— Хорошо, что ты начала рисунок, Фюсун, красиво выходит, — задумчиво сказал я. — Лимон будет лучшей твоей работой. Говорят, если человек рассказывает о том, что хорошо знает, он добивается больших успехов в искусстве.
— Но реалистичной картинки не выйдет.
— То есть?
— Я не стану рисовать клетку. Лимон будет сидеть перед окном как свободная птица, только что сама прилетевшая.
В ту неделю я был на ужине у Кескинов еще три раза. После еды мы уходили в дальнюю комнату и обсуждали детали рисунка. Лимон без клетки казался счастливее, веселей. Потом говорили о том, чтобы поехать в Париж, в музеи.