Ален растерялся и пришел в крайнее смятение. Он не знал, что делать, что и подумать. Ему казалось, что у него галлюцинации. Разве мог он подумать, что женщина, которая всего полчаса назад исполняла такой прекрасный, грациозный танец в этом помещении, являвшаяся прекрасной дамой в своем великолепном сари и прекрасной артисткой, стала вдруг этой девкой с вуалью на лице, почти полностью обнаженной, всю одежду которой составляла лишь юбочка на самом низу живота. Она была похожа на вульгарную танцовщицу-зазывалу, исполняющую свой развратный танец на витрине дома терпимости для африканцев. Превращение было невероятным, поразительным, даже глаза, которые светились над вуалью, были уже не те, которые искали любимого в зале, они, казалось, с безумием пытались зацепиться за взгляд любого из мужчин, присутствующих в зале. Это были уже глаза настоящей шлюхи.
Пораженный тем, что еще несколько минут назад видел в своей возлюбленной лишь прекрасную индонезийку, он мог измерить ту скорость, с которой его Хадиджа могла снова стать той, кем была еще недавно у месье Люсьена, который направлял и руководил ею. Неужели она забыла свой священный обет, который дала своему любимому и обещала любить только его одного в тот день, когда они объединились и решили жить друг для друга. От ее танца веяло воспоминаниями о тех многочисленных приключениях, мимолетных встречах, которые снова возникли, чтобы напомнить ощущения прошлых бесстыдных наслаждений, которые она испытывала как бы в пьяном угаре. Вся ее любовь, которую она проявила к единственному любимому человеку, и все те усилия, которые предпринял он, чтобы понять ее и уберечь, все это было уничтожено этим пошлым, порочным танцем.
Когда она оказалась перед столом, где сидел Ален, он не смог сдержаться, он вскочил, сорвал с нее вуаль, которая скрывала ее губы, привлек к себе и закричал:
– Достаточно! Хватит этого маскарада!
Оркестр прекратил играть. Некоторые зрители возмутились и стали протестовать, другие начали кричать и свистеть. Взбешенный, в слепой ярости, он спросил:
– Где твое сари?
– В гримерной артистов. Ты делаешь мне больно, Ален. Он еще сильнее сжал ее руку и потянул к гримерной.
Войдя туда, где сидели другие танцовщицы, он приказал, указывая на ее юбку, которую она наверняка взяла у одной из танцовщиц:
– Сними быстро эти лохмотья и оденься, как следует. Танцовщицы помогли ей завернуться в сари, и как только она была одета, он снова схватил ее за руку, и они выскочили через служебный выход на улицу. Хадиджа бежала за ним до самой машины, открыв дверцу, он быстро втолкнул ее внутрь. И как только тронул сцепление, из кабаре выскочил один из официантов, неся счет: