Она смотрела на его взволнованное бледное лицо и, внезапно зарыдав, бросилась ему на грудь.
– О Франк! Франк! Зачем мы мучаем друг друга?
Туман недоразумения растаял в один миг.
– Дорогая, – воскликнул он, – что же ты думала обо мне?
– Я думала, что ты перестал меня любить за то, что я была слишком смела, не по-женски смела…
– Сильвия, да в своем ли ты уме? Ведь я так жаждал твоей любви!
– Говори, говори мне, что я могу любить тебя. Скажи мне еще, еще раз, что тебе никогда не надоест моя любовь.
Он заключил ее в свои объятия и зажал ей уста поцелуем. Он ласкал ее, как обиженного ребенка. Она рада была выплакать свою тоску, рассказать ему сквозь слезы, как она мучилась, как томилась о нем.
– Отчего ты раньше не приехал? – упрекнула она.
– Но, Сильвия, как же я мог приехать? Я видел подле тебя другого влюбленного. Не мог же я знать, что все это была игра…
– И ты мог подумать хоть на одно мгновение, что я могу предпочесть тебе Борегарда Дебнея!
– Это легко сказать, – ответил он. – Я наблюдал твоих родных, я знал, кого бы они предпочли, и я видел, как они стараются отдалить нас друг от друга. Ты уделяла ему столько внимания. Мне оставалось только думать, что ты хочешь дать мне понять…
– Ах, не говори, не говори этого! – вскрикнула она. – Это ужас! Это просто ужасно!
– Мы должны откровенно объясниться, Сильвия. Ты никоим образом не должна допускать вмешательства своей родни в наши отношения. Ты должна избавить меня от мучительного страха, что они раньше или позже отнимут тебя у меня.
Сильвия вспыхнула, засияла. Она внезапно поняла, что во всем этом недоразумении виноваты были ее родные и ее нерешительность сознаться себе в этом и сказать об этом Франку.
– Мне теперь все стало ясно! – воскликнула она. – Франк, я не могу заставить их смотреть на вещи моими глазами. И у них всегда будет эта ужасная власть надо мною, потому что я люблю их.
– Что же ты сделаешь, если?..
– Я буду выдавать их тебе.
Он изумленно взглянул на нее. Она продолжала:
– Я расскажу тебе все, что они делали и говорили, буду тебе передавать каждое их слово, все, что они будут затевать против нас…
– Милая! Милое мое дитя! – тихо сказал растроганный Франк.