– Ну, многие говорят, что это – простая случайность… Так сказать – стечение обстоятельств или что-то вроде этого.
– А то что же?
– Церковь учит во всем видеть руку Господа нашего, – произнес О'Коннер, – все, что происходит, так или иначе имеет свой смысл, чаще всего – скрытый, и если мы не в силах понять его, это вовсе не означает, что его нет… Хотя…
Он хотел было еще что-то сказать, но, в последний момент осекся и, махнув рукой, даже не попрощавшись с Лионом, подобрал свою книжку, которую он читал до того, как сосед подошел к скамейке и пошел домой…
С тех пор беседы Джона и мистера Хартгейма приобрели достаточно регулярный характер; они виделись уже не от случая к случаю, а ежедневно. И в последнее время Лион относился к своему новому приятелю все с большим доверием.
Они встречались будто бы – аббат в своем неизменном темно-коричневом плаще как обычно сидел на любимой скамеечке с книгой в руках.
Лион, выходя на улицу, сначала некоторое время расхаживал по своей стороне, искоса поглядывая на сидевшего напротив соседа; сам он прекрасно понимал, для чего именно теперь выходит из дома…
И Джон, в свою очередь, тоже, конечно же, представлял, с какой целью его сосед так нетерпеливо разгуливает напротив.
Наконец, захлопывая свой том, О'Коннер поднимался, подходил к Хартгейму и, приветливо улыбнувшись, заводил разговор о вещах незначительных – о погоде, последних городских новостях…
Лион все больше и больше нуждался в обществе этого странного, не похожего на других человека; то же самое можно было сказать и о Джоне.
Как ни странно, но дожив почти до пятидесяти лет, Джон за всю свою жизнь ни с кем так и не сошелся – по большому счету у него не было друзей.
Это понятно: в том маленьком поселке Гленарме, где он родился, где прошли его детские и отроческие годы, дружить-то было особенно не с кем: круг интересов Джона никогда не совпадал с увлечениями его сверстников, и он, со своими книжками, со своими мечтами, планами и увлечениями, со своей никем не понятой любовью к одиночеству и к тишине выглядел там белой вороной, аутсайдером, едва ли не изгоем (выговаривать за его странности, а тем более – подтрунивать над ним сверстники боялись, видимо, из-за огромного авторитета его отца Майкла).
Позднее, во время учебы в католическом колледже, у Джона также не появилось не то что друзей, но даже близких по духу людей, с которыми он мог бы просто посоветоваться, которым бы он не побоялся доверить свои тайны – а уже тогда ему было о чем советоваться и что доверять; в католическом колледже царствовала атмосфера страха и наушничества, очень часто ученики, чтобы завоевать благорасположение начальства, откровенно оговаривали своих приятелей, обвиняя их в самых немыслимых грехах.