Странное дело – всякий раз, перечитывая эти записи, сделанные так давно уже умершим человеком, Лион испытывал какое-то безотчетное волнение…
Сегодня оно почему-то было особенно сильным, и это поразило его.
Лион закрыл тетрадь и, положив ее в выдвижной ящик, задумался…
Лион принадлежал к тому типу людей, которые никогда категорично не осуждали других – во всяком случае, стремились к этому всеми силами.
Еще в юношеские годы, когда человек особенно восприимчив, Хартгейм услышал когда-то фразу, надолго запавшую ему в душу:
– Если тебе вдруг захочется осудить кого-нибудь, то вспомни, что не все люди обладают теми преимуществами, которыми обладаешь ты.
Фраза эта заключала в себе куда более глубокий смысл, чем можно было подумать сначала.
Тогда Лион размышлял над ее скрытым смыслом, и вскоре у него появилась привычка к сдержанности в суждениях – привычка, которая часто служила ему ключом к самым сложным и изощренным натурам и еще чаще делала его жертвой матерых надоед.
Любой, пусть даже самый недоразвитый ум всегда чувствует эту сдержанность, и если она проявляется в окружающих, то такой ум всегда стремится зацепиться за нее.
И очень часто такому сдержанному человеку начинают поверять самые страшные и сокровенные тайны, самые глубинные переживания и горести.
Впрочем, сам Лион никогда не искал подобного доверия; хотя и понимал, что сдержанность в суждениях – залог неиссякаемого доверия людей.
Однако все имеет свои границы, и если Лион был всегда более чем сдержан в суждениях об окружающих, то к себе самому порой бывал просто беспощаден.
В тот день его критическое настроение по отношению к себе только усилилось – видимо, не без влияния прочтенных только записей покойного Ральфа.
– Да, – еле слышным шепотом, обращаясь лишь к самому себе, произнес Лион, – все имеет свое начало и имеет свой конец…
Поднявшись со своего места, он прошел на балкон и, перегнувшись через перила, посмотрел на блестящие в лучах неяркого солнца лужи. – Все и во всем…
Неожиданно Лиону стало очень жалко самого себя – нестерпимо, пронзительно жалко…
Все то, к чему стремился всю свою жизнь – почет, уважение в обществе, успех – все это было достигнуто.
И что же теперь?
Надвигается старость…
Сколько ему осталось – пять, десять, пятнадцать, двадцать лет?
Никому не известно…
Как он проживет эти годы?
С трудом оторвав глаза от блестящих бликов в лужах на мостовой, он вернулся в свой кабинет.
– Нет, резюмировал свои размышления Лион, – если я… если мы не сможем заменить этим несчастным детям родителей, если мы… не станем им всем… Тогда можно будет считать, что я прожил свою жизнь напрасно…