Долгое чаепитие (Адамс) - страница 41

Одину, впрочем, как раз наоборот, было нетрудно догадаться, что произошло. На всех этих статьях черным по белому, огромными буквами, правда, слишком огромными для того, чтобы кто-нибудь другой, кроме божественного существа, мог их увидеть, было начертано имя «Тор». Он с раздражением отшвырнул газету и попытался сосредоточиться на расслабляющих упражнениях, чтобы помешать себе разволноваться еще больше от того, что только что узнал. Упражнения заключались в том, что несколько раз нужно было делать специальные вдохи, а потом выдохи — это было полезно для его давления и не только. Естественно, он делал их не для того, чтобы таким образом дольше прожить — ха! — но так или иначе, будучи в преклонном возрасте — ха! — он предпочитал избегать волнений, и следить за здоровьем.

Больше всего на свете он любил спать.

Сон был для него очень важным занятием. Он мог спать дни и ночи напролет, а порой и более значительные периоды времени. Обычный сон по ночам — разве можно считать это хорошо выполненным делом. Конечно, спать по ночам ему тоже нравилось, он ни за что не согласился бы пропустить хоть одну ночь, но это, по его понятиям, не считалось сном. Спать — означало проснуться как минимум где-то в половине двенадцатого дня, а если можно было понежиться подольше в постели — еще лучше. Потом следовал легкий быстрый завтрак и посещение ванной комнаты ровно на столько времени, сколько требовалось для того, чтобы переменить ему постельное белье, — вот и вся жизненная активность, которой ему было достаточно, причем очень важно было при этом следить за тем, чтобы сон не прошел, дабы сохранить это непроснувшееся состояние для послеобеденного времени. Иногда он спал всю неделю напролет — это считалось все равно что у обычного человека короткий сон после обеда. Ему удалось проспать полностью весь 1986 год, чем он был очень доволен.

Но сегодня придется встать и некоторое время бодрствовать, так как необходимо выполнить священный и неприятный долг — при воспоминании об этом он почувствовал сильнейшее раздражение. Этот долг был священным, потому что был божественным, или, по крайней мере, касался жизни богов, а неприятным — из-за того бога, по отношению к которому должен быть исполнен.

Абсолютно бесшумно он раздвинул шторы — сделал он это, даже не вставая, одной лишь своей божественной волей. Один тяжело вздохнул. Ему надо было подумать, и, кроме того, это было время его утреннего визита в ванную комнату.

Один вызвал дежурного санитара.

Дежурный тотчас прибыл, облаченный в идеально выглаженную свободную зеленую тунику, приветливо пожелал Одину доброго утра и заметался по комнате в поисках шлепанцев и халата. Он помог Одину выбраться из постели — это больше напоминало извлечение соломенного чучела из коробки — и медленно повел его в ванную комнату. Один неуверенно переставлял ноги, повиснув на санитаре.