Тэза пробыла в Ленинграде до самого отъезда своей новой семьи. Ривка не отпускала её ни на минуту, держала за руку, как бы боясь, чтобы она не исчезла.
— Боря-таки прав, — говорила Ривка, — Бог есть. Это он вернул мне тебя именно тогда, когда мы все вняли его призыву.
Она строила планы совместной жизни там, в Израиле, в одном общем доме, всей семьей, как они привыкли.
Тэза не возражала ей, молча слушала, улыбалась и целовала морщинистые руки. Но однажды ночью ей приснилось, что она уезжает, пакует вещи, прощается с соседями. Проснулась в холодном поту, но счастливая, что всё это только сон.
В аэропорт Тэза ехала рядом с Давидом. На заднем сиденье сидел старик-Миша и молодой родич, которому Давид эту машину подарил, — он поведёт её обратно. Семья выехала почти без вещей, у каждого брата — по чемодану: две смены белья, по паре обуви, несколько платьев и сорочек.
— Никакого шмотья! — настоял Борис. — Вывозим только свои головы и руки.
Мебель, ковры, хрусталь — всё отдали родственникам Когда подъезжали, Давид негромко произнёс:
— Я счастлив, что обрёл тебя. Я очень тебя полюбил, но… Не спеши делать глупость, которую совершаю я, вместе с моей семьёй. Думай хорошо, думай!..
В аэропорту их уже поджидала толпа провожающих: друзья, родственники, товарищи по работе. Среди них был профессор Дубасов, педагог Бориса.
— Это правда, что вас пригласил на работу Бостонский университет? — спросил он.
— Правда, — ответил Борис. — Но я поеду только в Израиль.
— Как ваш друг, я плачу от предстоящей разлуки, как патриот, грущу и негодую. Больно и обидно, что страна теряет такого учёного, как вы. Американцы ездят по всему миру и скупают мозги, а мы…
Дубасов не договорил, грустно махнул рукой и обнял своего ученика.
Вокруг Давида щебетало с десяток женщин, его постоянных клиенток в супермодных прическах, которые он им сделал «на посошок».
— Дети, это уже Кишинёв, да? — спросил дядя-маразматик.
Этот вопрос он будет повторять и в Вене, и в Риме, и в Тель-Авиве… Если, конечно, не умрёт в дороге.
После мучительного прощания со слезами, стонами, валидолом, отъезжающие ушли за таможенный барьер. Убитая горем Тэза вымученно улыбалась.
— Сразу шлём тебе вызов. Сразу! — в сотый раз повторила Ривка.
— Мы ждём! — крикнул Боб.
— Мы тебя будем встречать! — пообещал Иосиф.
Только Давид молча смотрел на неё своими огромными грустными глазами.
Через час после их отлёта Тэза села в самолёт, отправлявшийся в Одессу.
…Маня сидела на своём наблюдательном посту, на тротуаре. Подливая кипяток в таз, она информировала о своём здоровье собеседницу на противоположной стороне улицы.